О бедные мои сироты –
Кастрюли, ложки и стаканы!
Не виделось вам это сроду –
Судьба печальная такая.
Вы у другой хозяйки, верно,
Стояли б где-нибудь в серванте,
Блестели , слуги мои верные,
Как офицеры на параде.
Вы б после смены сразу мылись –
И снова во дворец стеклянный.
А у меня опять уныло
Толпитесь, как больного склянки.
Простите, други. Я ведь тоже…
Отчасти даже вам родня.
И здорово на вас похожа
Душа живая у меня.
Пришли, наполнили сначала
Ее, как пиалу, вином.
Она блестела и молчала,
И не мутилось ее дно.
Вино. Потом долили горькой,
Потом еще, еще, еще,
А рядышком окурки горкой
И россыпью – потерян счет.
Ну, а теперь, мои сироты,
Из огневой моей души –
Я не предвидела отроду -
Теперь уже хлебают щи.
И моют тоже очень редко,
Небрежно, без души, спеша.
И стала мелкой, как тарелка,
Моя хрустальная душа.
1966.