Со мною служил паренек неспокоен,
Веселый и шумный в солдатской толпе.
Когда же бывал одиноким, вполне
Никто б не подумал, что юноша воин.
В часы, когда пули шипели, как змеи,
Над бруствером кинет задумчивый взгляд,
Тихонько забьется он в угол траншеи,
И пальцы проворно бумагу чертят.
Я видел: тетради носил он с собою,
Под серой шинелью на слабой груди,
В атаке, в засаде, за кочкой сырою,
В сугробе, в барханах, на пыльном пути.
Однажды мы заняли утром селенье,
Ворвались внезапно и вмиг на врагов.
Смотрю: на груди у него, на шинели
Две дырки пробито, а он все таков.
Улыбка с лица у него не сходила,
Но очи туманнее были, грустней.
Мы снова в атаку в то утро ходили,
Штыком изгоняли врагов из траншей.
Горячая схватка. Где поле белело,
Противника трупы валялись кругом.
Сугробы, как храмы, с рассветом краснели,
Сукном зеленели, как лоно лугов.
Мы дальше и дальше врага оттесняли.
Он дрогнул. Вперед! Разметай и гони!
Чтоб двигаться легче, шинели снимали
И били, кололи. Сметались они.
Уж солнце склонило лучистые пряди.
Мой друг со мной рядом в атаке бежал.
Он сбросил шинель, и тетради упали,
Один еще шаг – он, сраженный упал…
4 1У 1943 Старая Девица