Клюкой оперевшись о розовый холм,
Он сверху любовно разглядывал дом.
Вот мысленно лугом к крыльцу подошел,
Припрятанный в вереске ключик нашел,
Пригнулся – не ждет ли кто в доме его?
Молчанье... Опять никого – никого!
Дрожит паутина, лишь сырость и мрак:
«Опять размечтался я, старый дурак!»
Кряхтя, тяжело он с котомкою встал
И к дому, сминая цветы, зашагал,
Дорогой уже не мечтал ни о чем,
Лишь ласково спорил с ученым грачем.
С лучами заката к избе подошел,
Пошарил в траве, но ключа не нашел.
Смутившись, он дверцу тихонько толкнул
И воздух, за сердце схватившись, глотнул...
«Отец, я вернулся! Я – блудный твой сын.
Прими меня грешным, ослепшим, босым!»
Сын, тяжко рыдая, на землю упал
И к лаптям отцовским губами припал.
Но мертвенно-бледный крестился старик:
«Нет-нет, я один, я от боли отвык!
Нет-нет, слишком поздно – я беден и сед,
Ты – тень, ты – умершего прошлого след!»
Тут с воем попятился к двери старик,
Закашлялся вдруг, надломился и сник...
А сын его след целовал на полу,
Не видя ни ночь, ни отца, ни луну.
Москва, 1989