Экспромт, пронзивший ночью…
Накрапывало… Серой пеленой кружился над закатом тусклый вечер,
укутывая грустью чьи-то плечи… И ставни запахнулись за спиной.
Последний луч запутался в ветвях, и угасали искры, в дымке тая…
Казалось, день прощался, отлетая, но торопливо как-то, впопыхах…
Как-будто кто окликнул на бегу! И он скользнул за угол, дав отмашку…
Тут солнце покатилось вниз, к овражку, над полем чиркнув, спряталось в стогу…
— Ну, поиграй, хотя бы полчаса! Однако, словно арфы сникли струны…
Плетьми повисли крылышки фортуны… И эхом раскололись голоса
на ноты — глухо капая, пылясь… И луч исчез — так пламя гаснет в море —
мгновенно; след поник в немом укоре, утратив с небом нить и просто связь…
Тут звуки зашептали, оживясь… Забормотало что-то, пробуждаясь…
чуть взгромождаясь — выше! не чуждаясь, не утруждаясь, словно вдохновясь!
Прорвало крышу неба! Перестук отскакивал, дробясь о землю, множась!
поиздержась в падении, кукожась, о прочем не тревожась на версту…
И снова, только мокрой пеленой, заволокло ближайшее пространство…
Дождь требовал вниманья, постоянства, как муж, к рукам прирученный женой…
Он ластился и, исподволь, бурчал — занудливо — как подобает мужу.
И били струи въедливо по лужам. Сверкали стрелы так, что гром серчал!
Сурово, по-хозяйски, опьянев от сытной самобранки, кулаками
стучал по небу! Он зверел веками, но скоро испарились шум и гнев…
И полоскались тучи на ветру замызганным бельём, как на верёвке…
Накрапывало чуть, у самой бровки… А лужи… испарились поутру.
26.о6.2о12
Репродукция картины "После дождя. Проселок." 1867-1869
художник Васильев Федор Александрович (1850-1873)