На причал присел я как-то,
Свесив ноги над водой.
Был тогда я грустен что-то,
Был тогда я молодой.
Гладь речная с камышами,
Возле пирса, под вербой,
Я болтал ногою босой,
Весь задумчивый такой.
Толи гладь меня сморила,
Толи просто задремал.
Вдруг привиделось такое,
То, о чем и не мечтал.
Задрожал камыш под вербой,
Расступилася вода.
И над тихою водою
Появилась голова.
Русы волосы не мокры,
На плечах и на спине.
Голос девичий задорный
Долетел ко мне во сне:
«Что печален, словно ива,
Что так голову склонил.
Может, кто тебя обидел,
А быть может, опоил?»
За меня сказал вдруг кто-то:
«Я не грустен, просто сплю.
И тебя, златая рыбка,
Очень долго-долго жду».
Дева дивная-русалка
Поднялася из воды.
И в чем мать ее родила
Тянет руки из лозы.
Лоза шею мне обвила,
Стало где-то горячо.
Дева стала мне вдруг мила,
Взял ее я на плечо.
Вьются волосы по ветру,
Грудь ее печет плечо.
Я несу ее под вербу,
То-то сделаю еще.
В травы сочные кладу я,
В разноцветную постель,
Где-то грусть моя исчезла,
Сердце спрыгнуло с петель.
Мне ответила русалка
На мой жаркий поцелуй.
И сказала, вдруг вздыхая:
«Меня реченьке отдай».
И тут понял я ошибку,
Что в траве ей не дышать.
И, конечно, деву-рыбу
Лучше реченьке отдать.
Вдруг глаза ее сомкнулись,
Пали руки, хвост обвис.
И я бросил в реку деву
Головою с пирса вниз.
Брызги тело мне обдали,
Сон куда-то улетел,
Дремота моя исчезла,
Я сидел, как и сидел.
К пирсу катер тут приткнулся,
Слышен девок звонкий смех.
Я смотрю завороженный:
Нет ли девы среди тех.
Но они ушли куда-то,
Снова стихло-тишь и гладь.
Я остался вновь печальный
Про прошедшее гадать.