Эта грустная песня родилась, как утверждают источники, из одной записи в судовом журнале обычного английского китобойного судна, которую я приведу здесь:
"Понедельник, 18 октября 1880 года.
Этим утром мы занимались похоронами матроса, упавшего с мачты. Мы зашили его труп в старую мешковину, прикрепив к ногам пушечные ядра, затем положили на сходни. Капитан произнес: «Все готовы?», и мистер Гиффорд наклонил сходни так, чтобы тело соскользнуло в море. Не было ни прощальных речей, ни молитв. Однако ночью, в часы «собачьей» вахты, мы с остальными китобоями собрались в носовой части корабля и, как могли, помянули погибшего товарища, похороненного в полной тишине. Один из нас, Томми Вильсон, своим красивым голосом запел: «Не хороните меня в море, я прошу!», и ничего лучше этого в тот момент придумать было нельзя".
“Oh, bury me not in the deep sea”,
These words came low and mournfully
From the palid lips of a youth who lay
On his cabin couch at the close of day.
He had wasted and pined till over his brow
Death’s shades had slowly passed, and now,
When the land of his own loved home drew nigh
They had gathered round to see him die.
“It matters not, I’ve oft been told,
Where the body lies when the heart is cold,
Yet grant, oh grant this boon to me,
Oh, bury me not in the deep, deep sea!
Let my death slumbers be where a mother’s prayer
And a sister’s tear will be mingled there.
‘Twill be sweet ere the heart’s gentle throb is over
To know that its fountain will gush no more.
I had even hoped to be laid when I died
In the little churchyard on the green hillside.
By the home of my father my grave should be –
Oh, bury me not in the deep, deep sea!
And there is another whose tears shall be shed
Over him who lies low in his ocean bed.
In hours when it grieves me to think of now,
She could wreathe these locks, she could press this brow.
In the hair she twined shall the sea serpents hiss
And the brow she hath pressed shall the cold waves kiss.
For the sake of that loved one that’s waiting for me,
Oh, bury me not in the deep, deep sea!
She hath been in my dreams…” His voice failed there.
They paid no heed to his dying prayer.
They lowered him low over the vessel’s side,
Above him rolled the cold, dark tide.
For to dip their light wings the sea birds rest,
And the blue waves dance over the ocean’s crest.
Where the billows round and the waves sport free,
We buried him there in the cold, deep sea.
Он повторял нам хрипло и тоскливо:
«Не хороните меня в море, я прошу!»
Почти угасли его жизненные силы
И смерть ему шептала «Я спешу».
«Я знаю, что неважно, где ты ляжешь,
Когда тебя коснется смерти меч,
Но я прошу, я знаю, не откажешь
Тому, кому уж нечего беречь!
Лежать хочу у отчего я крова,
Где матери молитвы, плач сестры
Услышу я из сумрака глухого,
Из вязкой замогильной пустоты.
На кладбище, заросшем васильками
Чью красоту никак не опишу,
Хотел бы я лежать под серым камнем.
Не хороните меня в море, я прошу!
Ведь там, в глубинах, вместо щебетанья
Веселых птиц и шелеста дерев
Я буду слышать змей морских шуршанье,
Да волн печальных сумрачный напев.
О, если б знали вы, как я о том мечтаю!
Как океана я пучин страшусь!
Душа моя трепещет, отлетая.
Не хороните меня в море, я прошу!»
С тем умер он. Команда, опечалясь,
Бедняги тело вынесла на ют.
А за бортом, играя и плескаясь,
Шумели волны, моряка приют.
Был там и я, с тех пор прошло немало,
Но и сейчас, когда куплет пишу,
Я будто слышу голос тот усталый:
«Не хороните меня в море, я прошу!»