Джон Барр, владелец грязного шейного платка и трех шиллингов, в этот вечер был в прекрасном расположении духа и всю дорогу от пивной до дома декламировал первую строфу единственного известного ему стихотворения Бернса. Остановившись у огромного развесистого дерева, чтобы дать волю своему неприличию, Барр с небывалым удовлетворением вперил мутный взгляд в желтую луну, сипло рыгнул и прокричал, обращаясь к лесу:
- Мертв я! Мертвый - навоз, и земля состоит из навоза! Если ж земля - божество, сам я не мертвый, а бог!
На этом его познания в поэзии иссякли окончательно, и, чтобы скрасить внезапно наступившую тишину, Джон принялся корчить гримасы и подмигивать древесным дуплам. Внезапно в одном из них что-то зашевелилось, и наружу выпорхнула обеспокоенная птица.
- Спокойно, сова! - сказал мистер Барр, которому очень хотелось быть в эту ночь воплощением вежливости и тактичности, - джентльмен удаляется!
С этими словами он, пошатываясь, отправился дальше по озаренной лунным светом тропинке. Внутри его добродушного организма бродил и струился самый лучший ром на свете, не давая покоя чувству прекрасного. Уже дома, с трудом выбравшись из кособоких штанов, Джон не выдержал, распахнул ставни и, поставив одну кривую волосатую ногу на подоконник, прокричал:
- Не мертвый, а бог!
Где-то в дальних болотах на мгновение сверкнул тусклый огонек, в кустах едва слышно чирикнули и по крыше застучали первые капли ночного дождя.
Ух, - сказал сам себе Джон, закрыл ставни и через несколько минут крепко спал, забыв снять носки.