Как живется вам, как пишется, как слышится,
Как вам видится, как трудится, как дышится?
Хорошо нам все, живем себе спокойно мы,
По субботам водку пьем, а воскресенье видим сны.
Как погода, как родные, как приятели?
Как работа, сколько платят, не трудна ли, ли?
Да, погода не поймешь, то дождь, то засуха,
Нинка в среду приводила в гости хахаля.
А работа, спину гнем, тихонько трудимся,
Платят за труды нам шиш иль грош, да мы не судимся.
В мае Васька бучу поднял, сейчас мается,
Выгнали с работы, почем зря, да поздно каяться.
Как вообще дела у вас, как настроение?
Доедаете поди уж все варение?
Прошлогоднее проквасилось давно уже,
Бражку сделали, с согласия мы Божьего.
Перегнали жижу мутную в слезиночку,
Первачок отменный вышел, да под киличку.
Пили долго две недели, может больше чуть,
А потом болели так, что и не продохнуть.
И какие там дела, не прокуроры ведь,
Так живем себе, живем, что б умереть.
Ну а настроение у нас всегда хорошее,
Если дождь обутые в калоши мы,
Если солнце испекло босую голову,
Мы в тени, не зря же говорят, что бес то в бороду.
Запалил Лука цигарку свою дымную.
Что-то редко ты, москвич, в сторонку милую?
Может выпьем со свиданьицем по маленькой?
Первача еще осталась в горло капелька.
Подмигнул Лука и вынул банку целую,
По стаканам расплескал рукой умелою.
Будь здоров, москвич, не кашляй, остограмимся,
Залпом жахнул, крякнул и осклабился.
Хорошо пошла, вот хлеб, бери, закусывай.
Сам занюхал, передернулся и скуксился.
Ну и я не стал стакан три дня задерживать,
Залпом горло опалил водою грешною.
Что споем, душа, как зверь наружу просится,
И ударил я по струнам, растревожился,
Пел, хрипя на все лады, вздуваясь жилами
Пальцы в кровь разбил в помин босой души его.
Как ходил Ивашка речкою вдоль берега,
Износил до дыр рубашки воскресения.
И хмелел я, вспоминая быль туманную,
И ревел о чем-то сам не знаю я украдкою.
А сутра в постели оказался с бабой голою,
С тошнотой, да головой вареною.
И Лука сидит кривой, как на иконе,
Надо бы поправить, брат, здоровье,
Наливает пол стакана самогона
Пей, москвич, насрать нам на законы,
Кто сутра, по раньше, сам ведь знаешь,
Бог не фраер, наших уважает.
Я взглянул на голую вакханку
И махнул рукой, эх жизнь жестянка.
И лизнули языки безумства, небо
И задергалась свеча копченым светом.
Стоны, песни, обезьяньи пляски,
Звери, люди, всюду чьи-то маски,
Я и сам верчусь юлою заведенной,
То с одной, то с третьей, то с четвертой.
Дикий шабаш, светопреставленье,
Кто я, где я, мрачное сопенье.
Кроличья нора, не выхода, не входа,
Я лечу на дно мусоропровода.
Приземленье как обычно было тяжким,
Опохмелились вонючею мы бражкой.
Календарь мне со стены махнул рукою.
И в обратный путь лечу стрелою.
Я заехал к маме попрощаться
Извини, что долго задержался,
Мама обняла меня, сдержала слезы,
Вот возьми в дорогу, пригодится, есть захочешь...
Как ты там живешь, не голодаешь?
Все работаешь и книжки не читаешь?
Как с женой, не ссоритесь, все ладно,
Ты стихи то пишешь, так же складно?
Мне пора уже, прости, я обнял маму,
А когда теперь приеду сам не знаю.
Ничего, сынок, я ждать тебя буду,
Приезжай хоть на часок, хоть на минуту,
Жаль, что мало погостил, ну да ладно,
Повидала, жив, здоров и то приятно.
Ну присядем, все же дальняя дорога.
Помахал я маме из вагона.
Застучали в голове моей колеса,
И слеза лилась, как сок березы,
Из разорванной коры больной души,
И кололи сердце иглами грехи.