В третьем лице

Татьяна Чупрова
Спустя столько лет Кай снова пришёл к тебе на исповедь,  к твоим окнам, ты должно быть давно обзавелась кавалером? Надеюсь, что он тебе не щекочет нервы и свято верен своей Королеве, которую после гадкого Кая не вылечить, не согреть. Правда ведь?

Ну что, здравствуй Снежная Леди из царства Льдин, садись по ту сторону монитора, и слушай. Один на один мы снова с тобой остались, и грёбаный гренадин будет душу тебе травить, как и он, покорный тебе кретин.

Холодная Королева, что Гердой была в миру, он помнит, как ты срывалась, искала его по барам... Тебе говорили все, что Кай тебе, нет, не пара, но ты грациозным па, всех запросто посылала. Потом наливала Каю отборного алкоголя, опять примеряла роли, с душой неприлично голой; ты знала, что будет больно.

О-ля-ля!

Прошло слишком много лет, о верности не мечтает; должно быть с тобой Король, каких-то иных реальностей? Надеюсь, что с ним не больно, не мечешься от страстей, не ждёшь от него новостей, и он тебя не ломает, как кости твоих кистей. Герда, Кай помнит тебя, ты просто живи хорошо, окей?

Кай не бросается больше вниз, этот мальчик забросил поэзию, наркоту и другие губительные пристрастия. У Кая уже полтора года новая пассия: она волнуется, когда он выжимает двести по холодной трассе, она вся тресётся, нервничает, кусает губы и ногти красит, говорит, что её это успокаивает...

А в праздники он приводит её в гости к своим родителям. Ты бы их видела: сияют, как уже перегоревшие, разбитые лапочки, они называют его девушку «дочкой», она улыбается и без повода носит цветочки... Кай уже привязался к ней, точка.

Но этот же Кай скучает порой по губам, с привкусом карри, корицы, он часто вспоминает, что его Герда не вязала спицами, никогда не запоминала лица, но знала всех его друзей поимённо. Устраивала скандалы, вечеринки, войны, а однажды утром раз - и не выжила,
собрала вещи, мол «не железные нервы, я устала бросаться во рвы». Тем утром Герда была коронована в царстве, где нет травы.

И вообще, с вашего расставания, вся жизнь Кая, как на прицепе, он теперь не бросается в крайности лишь из принципа. Он всё ищет костёр, свою личную панацею.

Герда, прости, что я о себе в третьем лице.