Сказка про Евсея - новорусского еврея. Глава 3

Татьяна Балтер
Так пролетело года два:
Согласие,  покой и тишина.
Евсей спокойно жил с Раюшкой,
Она пекла ему ватрушки,
Вкусные варила щи
И с пампушками борщи.
Но часто стала примечать-
Загрустил Евсей опять.

Посмотришь – бодр, поет, играет,
Но тоскует и вздыхает,
Под эвкалиптами сидит,
И под нос себе ворчит:
- «Нет, не те гуляют кони,
Что у нас в родном районе,
Петухи не так поют,
А помидоры продают
Здесь совсем, совсем другие:
Зеленые и дорогие.

Хлеб  - не тот,  не та селедка,
Водка с перцем, но не водка,
Картошка пахнет купоросом.
А задавались, вы,  вопросом,
Что со всеми нами стало?
Какое кушаем мы сало?
Ох, задавила ностальгия,
Зовет меня моя Россия.
Там немного погощу,
Друзей, подружек навещу".

Собрал валюту в кошелек,
И из Израиля утек.
В самолете всё вздыхал,
Радость встречи предвкушал.
Вот закончился полет,
Евсей к выходу идет,
Синий паспорт  предъявляет,
И валюту представляет.

В таможне страшно удивились:
- «Вы оттуда к нам явились?
Вы  Калюжный и еврей?
Зови начальника скорей!"
Долго обо всем судили,
А валюту поделили.
К вокзалу сложно добирался,
По сторонам всё озирался,
Долго ль, коротко ль, но вот,
У вокзальных он ворот.

- «Ах ты, матушка, ты мать!
Это как же понимать?
Света нет, билетов нет,
Кто на это даст ответ?
Все снуют туда- сюда.
Аль не ходят поезда?».

На заборе обьявленье –
Местное постановленье:
«Все отключить за неуплату,
И больше не давать зарплату».
Вокруг лавки, лавки, лавки,
Ошалел Евсей от давки:
- "Отдавили, гады, ноги.
Где в мое село, дороги?"

Ночь на лавке просидел,
На жизнь вокзальную смотрел,
И как только рассвело,
Пешком отправился в село.
Через  долгих три часа
Он добрался до села.
Идет по улице, вздыхая,
Ничего не узнавая.

Вроде грязь, как и была,
Но заборная дыра
Занавешена рекламой:
Там ребенок с его мамой.
В памперсе сидит в кроватке,
Тянет ручки – в них прокладки,
Пепси выбирают молодые,
Правильное  пиво – пожилые.

На СПИД  селом  идут войной,
Опасный секс тому виной.
Перхоть побеждают старики,
Головомойкою в критические дни.
А подальше, чтоб не сдохнуть,
Написано: «Не дай себе засохнуть!».
- «Алэвай*!  И здесь реклама!
Ах ты, мать моя, ты мама!
Что случилося с селом?
Где народ, с кем был знаком?».

Тут навстречу дед Пахом,
Весь обросший серым мхом.
- Ну, ты, трахнутый чудило!
Совсем слинял из Израиля?
- Я, Пахом,  не как другие,
Меня заела ностальгия.
-  Речей таких  вовек не знаю,
За встречу выпить предлагаю.

Выпили и закусили,
И за жизнь заговорили.
Рассказал ему Евсей
О жизни тамошней своей,
Ничего не утаил,
Всё, как есть, и изложил.
А Пахом всё пил, икал,
Головою лишь кивал.

- Ну, да хватит обо мне,
Расскажи, брат, о себе.
Да о всех, с кем я знаком.
Ну, очнись-ка, дед Пахом!
- Погоди, начну сначала.
Как на тебя тоска напала,
И ты в Израиль свой смотался,
У нас переворот начался:
Социализму отменили,
Капитализм, блин, разрешили.

Правят здесь без всякой меры,
Новорусские ферме’ры.
- Ну, а ты, опенок, кто?
- Я, конечно, хрен в пальто.
В баньке сделал я парную,
А при ней ещё пивную,
Беру за вход зеленый бакс,
Потому что - это такс.

Теперь у всех здесь бизнес свой,
Кто маракует-то башкой.
- Ну, а пастух  хромой Тимошка,
всегда под мухой и с гармошкой?
- Здесь он среди всех главней:
Открыл в сарае «Дом друзей»,
Сейчас зовется «Колизей».
Нынче выступает  Новоженов Лева,
А завтра - Алка Пугачева.

- Ну, а как там бабка Валя,
Что семечками торговала?
- Она из них же масло жмет,
За бакс бутылку продает.
- А как Антип? С ним раньше рыбу я удил.
- Он спирт–завод соорудил.
Самогон исправный гонит,
Его Европа не догонит.
Наклейки, крышки покрывает,
И в Израиль отправляет.

- А кривобокая Варвара?
- Гадает всем на картах тара.
За один зеленый бакс
Снимет порчу, корчу, сглаз.
Коли нужно что сейчас,
Заходи до ней зараз.
- А  Манька, брагу что варила?
- Она продмаг соорудила.
Положила на полу паркет,
Зовет его  «Супермарке’т».

Молоко раз в день привозят,
Яйца, хлеб –райцентр завозит,
Из Турции идет говяжья туша,
Без перебоя ножки Буша,
А водки всякой –выбирай,
Не жизнь, Евсеюшка, - а рай.

- А культура есть иль нет?
- Ох, туши, Евсейка, свет!
Помнишь, в  клубе, где  кино,
Теперь  бордель и казино,
Там заправляет Акулина
И два её бандита-сына.

Закружилась голова:
- «Это я или не я?
ЭТО мой любимый дом?
Где родился, вырос в нем?
Как случилось это, как?
Встретил здесь сплошной бардак.
Всё, ностальгии больше нет!
Прощай, село! Большой привет!"

И опять он в самолете,
Думу думает в полете.
- «Всё - покончил  я с тоской,
В село я больше ни ногой!
Буду соблюдать шабат**,
Забуду про вино и мат,
Кашрут *** я буду  соблюдать,
В субботу свечки зажигать».
 
И опять стало смеркаться,
Опять сказали всем сбираться.
- "Всё! Долгому пути конец!
Вот мой Израиль, наконец!
Вышел: «матушка, ты мать!
Вижу пальмы я опять!
Потные евреев лица
И Тель-Авив – мою столицу!»
Себя в автобус погрузил,
По Тель-Авиву покатил.

-«Вот он милый  белый дом,
Спокойно и прохладно в нем,
Евреев стайка на скамейке,
Я в родной своей семейке».
Кричат и спорят, кто о чем,
И каждый только о своем.
И милая Раюшка снова рядом,
Жизнь идет своим укладом.

И стали помидоры хороши,
И водка с перцем за гроши,
У клубники появилась сладость,
И сало местное не гадость.
Евсей наш в эвкалиптовой тени
Думает по поводу родни.
- «Спасибо бабушке родной,
Что грешила с головой.
Теперь я внук её Евсей
Стал пожизненный еврей!»


Заключение.

Сказка наша правда-ложь.
Только после разберешь,
То, что в жизни совершил,
Где и как когда-то жил.
Где было хорошо, где плохо,
Но в сказке этой нет подвоха…
Спасибо, Вам, мои читатели,
Что время Вы свое потратили,
А коль  читали и смеялись,
Значит, мы не зря старались.   
Желаю жизни без изъяна,
К вам с уважением, Татьяна.


Примечания:
*Алывай – Господи Боже
**Шабат – суббота.
***Кашрут – соблюдение еврейских традиций в еде.