эх, тётенька Везуха, ты, кажется, оглохла,
а может, притворилась, но кто ж тебя поймёт...
на выгоревшей чёлке почти погасла охра,
на тонких белых пальцах засахарился мёд,
совсем не пьёшь спиртного, давно не носишь мини
и даже ясно помнишь, что было в выходной,
сидишь часами в кресле, швыряешься в камине,
а раньше наряжалась и в ногу шла со мной:
плясала буги-вуги, таскалась по курортам,
сажала самолёты, водила поезда,
а как-то после драки, в две тысячи четвёртом,
стояла целый месяц у здания суда;
когда температурил – готовила отвары,
рассказывала сплетни про ад и Голливуд,
ругала за наколку с портретом Че Гевары,
но смазывала раны, пока не заживут;
дарила верных женщин, прощала мне измены,
держала за штанины «над пропастью во ржи»,
следила, чтобы вечность не брызнула из вены,
и прятала подальше все острые ножи.
мне жаль, но время вышло и потеряло глянец,
а жизнь давно похожа на пыльный кинозал.
уж если ты любила – то дураков да пьяниц,
а я теперь умнее и с водкой завязал.