По акварельной Москве шла, типа как в компьютерной графике, акварелью рисованная девочка. Девочка была в ботинках на меху, в шубе, шапке с помпоном и в насквозь сначала промокших, а потом заледеневших варежках. Девочка везла рукой в варежке по невысокому парапету, сметая с него снег. Низким парапетом с высокими воротами посередине была огорожена территория спорт-школы – небольшое здание, из красного кирпича, как и ограда с воротами. В другой варежке девочка волокла матерчатый серый мешок со спортивной формой, мешок уныло заплетался за ноги при ходьбе. Доплелась до остановки, от которой прОклятый автобус отходит ни в коем случае не чаще, чем раз в полчаса; а можно и полтора часа прождать. На остановке уже переступала с ноги на ногу, дышала на ладони высокая худая женщина. Это обнадёживало: значит, автобус, по крайней мере, не отошёл только что.
*
Летом, в очень зелёном, довольно дорогом районе Москвы, художница рисовала зимнюю акварель. Работала лессировками: следующий слой писала по предыдущему. Детали прорисовывала потом поверх акварели разноцветными гелевыми ручками.
*
Работы N наполнены светом, лёгким, праздничным отношением к жизни. На одной из них изображён тот самый дом в одном из московских переулков, в котором пишет свои акварели художница. Яркими красками, чистыми, не смешанными цветами изображена поздняя весна: раскинувшиеся зеленью деревья, многоэтажка напротив; верхняя, увенчанная острым светлым шпилем башенка колокольни. Там внизу /вид из окна/ видны ярко, по-летнему одетые люди. Небо чистое до лёгкого звона, гуляющего в только что прошедшем дожде и в переулочных изгибах и ответвлениях. Можно, глядя на это небо, почувствовать и услышать приближение счастья.
*
Акварельная девочка шла по акварельной зимней Москве со своей акварельной мамой. Шли наискось через совсем уж маленький скверик – штук десять высоченных деревьев, пара скамеек, чахлый, по-зимнему колючий и спутанный, кустарник. На одной из припорошённых снежком скамеек скучал забытый кем-то красный пластмассовый детский совочек, здесь же рядом раскиданы были разноцветные пластмассовые формочки. В стороне от тропинок и скамеек кто-то, видимо, пытался лепить снеговика, но бросил, не докатав первого снежного шара. Высоко на деревьях сидели, хохлясь, чёрные вороны – сидели и громко, надтреснуто, зло и протяжно орали. Акварельная девочка, когда оставалась одна, часто пыталась повторить истошный и надтреснутый вороний вопль, чем-то он её привлекал; но у неё всё не получалось. Девочка сейчас шла через скверик в той же шубе, в какой давеча ожидала придурошый автобус; мама девочки шла в длинной бежевой, по оторочке светлым мехом наружу, дублёнке – эта дублёнка служила акварельной маме уже лет десять, решительно в любую погоду, примерно ограничивающуюся зимним временем. На голове мамы красовалась довольно неудобная при носке серая шапка с кисточкой и с нашитыми на неё блестящими светлыми капельками – предмет страшной зависти акварельной девочки. Вторым предметом Девочкиной зависти была мамина уличная обувь, вся с длинными носами, а у девочки не было ничего похожего ни разу и никогда. Мама и девочка шли через скверик, а перед этим они перешли по “зебре” проезжую часть, и мама всё говорила про какие-то новые сапоги.
Дома девочка, наигравшись в вырезные бумажные куклы, потом в набор “Доктор”, села лепить из пластилина. Девочка слепила несколько улиток, уйму разноцветных розочек с тонкими, обёрнутыми один вокруг другого лепестками; одну ириску – ириски шикарно, как настоящие, получались из коричневого пластилина. Потом акварельная девочка попыталась слепить художницу, рисующую зиму; и уже всё придумала у себя в голове; но слепить всего этого не получилось.
А художница в это время дорисовывала красно-белый палас на полу в одной из комнат коммунальной квартиры, и постепенно проявлялась, оформлялась, выступала из небытия комната, в которой акварельная девочка сидит за акварельным столом и лепит из акварельного пластилина. Уже очертились несколько тёмно-коричневых стеллажей, набитых книгами и журналами “Огонёк”; старенький телевизор “Рубин”, стандартные коробки для посылок, составленные на самой верхней полке стеллажа, с характерными символами “беречь от дождя” /зонтик/ и “не кантовать”. /В этих коробках хранились хрустальные рюмочные сервизы, выставляемые на стол по праздникам./ На стене постепенно прорисовывался висящий над родительским диваном ковёр /в обоях была большая дыра/. Прорисовывалось зеркало, перед которым акварельная мама приводила себя в порядок, прежде чем выйти из дому; магнитный алфавит на стене; занавесочка со странными, но жизнерадостными жирафами, висевшая у другого дивана – на нём спала девочка. Последними оформились, выплыли из небытия разноцветные деревянные кубики, столбики, арки и крыши, в которые девочка играла и которых не собрала, прежде чем сесть за пластилин. В окнах сгущались синие сумерки, мелькали по стенам отсветы фар и светофора, стоящего там под окнами на углу. Акварельной девочке пора было спать.
2012-06-18