Одноклассники

       
          (поэма)

           Глава 1

  На гладь воды упал закат,
Лучом последним на мосту остановился,
Скользнул по лицам гуляющих ребят
 И незаметно удалился.
Ночь так и не пришла—
В июне ночная темнота  не властна —
Здесь «белой ночью» называется она.
А в граде на Неве— о, так прекрасна!

Младые люди на мосту стояли:
В нарядных белых платьицах девчата,
(Вечер выпускной свой отмечали)
Пиджаками плечи укрывали им ребята.
Для них была прекрасная пора —
Сегодня стали взрослыми они:
С родительского улетят гнезда,
Теперь казались им безоблачными дни.

Десятый «Б» по набережной шёл—
Семь девушек, четырнадцать парней.
Сергей Карпухин разговор завёл,
На стройку комсомольскую он звал друзей.
— Ребята, — комсорг сказал, —
Всем классом ехать предлагаю.
Я не поеду, — Миша Брагин возражал, —
 Военным стать давно мечтаю.
— Я так и знал, — сказал Сергей, —
Единоличником всегда ты был.
— А ты организатор всех затей.
Желаешь, чтобы каждый по твоей указке жил.
—Не надо ссориться, — сказала Настя
И на парней взглянула строго,—
Каждый вправе  строит своё счастья —
У каждого своя дорога.
В иняз я поступить хочу.
— Долг Родине, — спросил  Сергей,— ты будешь отдавать?
 —Отдам, как только в институте учёбу завершу,
Детишек в школе стану обучать.

Анастасию слушались все в классе,
Она в негласных лидерах ходила.
Карпухина — комсорга была пассия,
Но Настя Мишу Брагина любила.
Русая коса до пояса была,
Красивый лик и стан отменный.
В школе отличницей слыла,
Её большое будущее  ждало, несомненно.



Отец—профессор, мать— искусствовед,
Брат  в органах служил.
Давно вестей от него нет—
Он за границей где-то был.

Миша Брагин к Насте был неравнодушен,
Но о любви  друг к другу не поведали они.
Он думал, что Карпухин с Настей дружен—
Сцены любовные Сергей рассказывал свои.
Но то всё ложь была,
И говорилась только для того—
Чтоб Миша с ней не подружился никогда,
И навсегда убить любовь его.


Брагин учился хорошо.
Из многодетной был семьи—
Достаток не баловал его—
С воды на хлеб перебивались всей семьёй они.

Отец Карпухина  партийный был  функционер.
Сын копия, в отца пошёл:
Вначале образцовый  пионер,
А после в  комсомоле призвание нашёл—
Любил манипулировать людьми.
С учёбой дело обстояло плохо,
Но двоек ставить педагоги не могли—
От «комсомольца»  можно ждать подвоха—
То был конец тридцатых на дворе:
Ночью куда-то люди исчезали,
Мысли держали при себе,
Язык особенно не распускали.
Сергей идейным был и ложью весь  пропитан,
 И рано повзрослев, казался вовсе без души.
Он с детства так отцом воспитан—
Для достиженья цели все средства хороши.
 
Сергей уговорил ребят.
Всего тринадцать уехали на стройку.
Дружным комсомольский был отряд,
Молодых выносливых и стойких.
То были трудные года.
С колен держава поднималась.
Сгорали люди без следа,
В рабском труде страна нуждалась.
Был нужен уголь, лес, металл,
Веками что Сибирь в себе хранила.
И вождь туда народ согнал.
Вся подневольная была там сила.
Туда героев наших занесло,
Уют сменили на тяготы, лишенье.
Присуще молодости всё было,
Игривое смешное поведенье.

На стройке той висел плакат
«Жить стало лучше, стало веселей».
Но кто-то пошутил из тех ребят,
И всем досталось из-за шутки сей.
То было изречение вождя.
Шутник дорисовал  лишь букву  «у»,
И изменился смысл тогда—
В конце  не Сталин, а Сталину.
Тут налетело на ребят НКВД:
Пошли допросы, объясненья.
Карпухин понял — скоро быть беде,
И тут же он состряпал донесенье.
В доносе ложном всех он обвинил:
Мол, у ребят организация  была,
«Врагов народа» гневно он клеймил.
И завели на них дела.
По десять лет ребятам дали,
Погнали по этапу в лагеря.
Ребята по дороге умирали,
Не понимая в чём же их вина.

Сергей на стройке работать продолжал.
В агенты  тайные пробрался,
Доносы на людей писал
И верным сталинцем считался.
Его начальство стало  замечать—
Не долго он на стройке задержался,
По комсомольской линии  решили продвигать—
И так в столице Карпухин оказался.
В школу партийную его послали,
Ставили везде его в пример,
Отменный, как и ожидали,
Партийный стал функционер.
После партшколы в Брестской области работал.
В районе был  секретарём,
Вторым иль третьим там по счёту,
Но страсть к карьере всё горела в нем.

 


         Глава 2

Закат зари окрасил небо
И весь пурпурным стал свинец.
Год сорок первый. Было лето.
Ехал в Москву с письмом гонец.
Гонцом тем был Сергей Карпухин:
Он на беседу ехал в Центральный Комитет
И, как предвиделось по слухам,
В Москве на должность был он претендент.

Что ночь пророчит нам — не знаем—
Всё впереди судьбы бежим,
В мечтах всё планы составляем,
О худшем думать не хотим.

Ночью в пути Карпухин размышлял,
Себя на должности в столице  видел.
Теперь он в небесах летал.
А кто внизу — всех ненавидел.

Вот ранней лентою восхода
День ночь меняет как всегда.
То Бог пометил для народа
Начало ратного труда.

 К утру в страну пришла беда:
Леса, поля, горели  хаты,
Бомбили наши города,
И воевать пошли солдаты.

Бомбили станцию и мост.
Метался перепуганный народ.
Сгорел вагон и паровоз—
Карпухин понял — поезд дальше не пойдёт.

Сергей решил пойти в райком,
Попутный транспорт чтоб найти.
Он понимал — пакет при нём,
Ему поможет он в пути.
Сергей поставил цель одну,
Любым путём в Москву добраться
И не уехать на войну,
Чиновником в Москве остаться.

Он никого в райкоме не нашёл,
Пустыми были кабинеты.
Вдоль коридора он прошёл —
Бегства видны были  приметы.
Разбросаны везде листы бумаги,
 Ими устлана дорога до костра,
Что догорал уже в овраге,
И видно был зажжен ещё с утра.
А во дворе стоял автомобиль,
Водитель под капотом ковырялся.
Карпухин с ним заговорил,
Парень охотно отозвался.

— Скажи, куда все подевались,
Словно здесь вихрь какой-то был
— А  Бог их знает,  разбежались,
Ты мне бы ручку покрутил.
 Крутанул Сергей, машина заревела.
— Садись, коль надо, подвезу.
Совсем, зараза, ехать не хотела.
 Я думал, что под трибунал пойду.
Слыхал, что танки немецкие прорвались,
Сюда не больше суток им пути.
Райкомовцы все разбежались,
А мне архив велели отвезти.
Тебе куда, нам может по пути?
— В Москву я ехал, а поезд разбомбили.
Пакет  мне надо отвезти.
—До города подброшу тебя в автомобиле.

Машина мчалась по дороге,
Вздымая клубы пыли за собой.
Потом остановились и в тревоге
Смотрели в небо на воздушный бой:
Там будто кто-то карусель крутил.
Вдруг немец советский самолет догнал:
У  нашего дым чёрный повалил,
 Протяжно он завыл, затем упал.
 
—Едем туда! — водитель закричал,—
Там, может, лётчик ещё жив.
Но бедолага он  не знал,
Что враг другую  цель  определил.
Как на охоте  развлекался:
Летал над ними, пытаясь, цель сразить.
То в человеке дьявол просыпался.
Ему хотелось преступление творить.

Не уж то власть не понимает,
Что, отправляя на войну,
Она своих же граждан развращает—
Убить  им будет трудно сатану.

 И, наконец, «охотник» в цель попал.
Доволен  жизнью и собой,
Он сразу высоту набрал
И улетел к себе домой.
 
Горел автомобиль, водитель ранен был,
Но всё же им немного повезло.
Дед сено на лугу косил
 И на телеге их отвёз в село.
А утром Сергей собрался в путь,
В Москву звала его дорога.
Всего лишь раз присел передохнуть,
 На пол часа, перекусив немного.
К исходу дня  услышал гул мотора.
Он нарастал.  Сергей был  очень рад.
Но то была немецкая колонна,
Полные грузовики солдат.
Сергей под камень  положил свой партбилет
И тут же побежал, чтоб спрятаться в кустах,
Совсем забыв, что в рюкзаке лежит пакет.
В него стреляли, он упал и овладел им страх.

Немцы Карпухина с собой забрали,
В ближайшую деревню привезли.
Всю ночь в сарае взаперти держали,
А утром к офицеру повели.

С грифом «СЕКРЕТНО» на столе лежал пакет.
Переводчик вскрыл его и прочитал:
—Здесь никаких секретов нет, —
Сказал он  и захохотал.

В пакете был донос секретаря райкома.
Сей муж,  на своего  начальника стучал,
Что тот гостил у него дома,
Ну и по пьянке лишнее болтал.

Свою фамилию  Карпухин изменил,
Сказав, что он простой курьер,
И власть советскую он не любил.
Ему поверил офицер.
Карпухин немцам дал согласие служить,
И документы подписал.
Его решили обучить,
И он агентом тайным стал.
В городе Карпухин поселился,
Квартиру и работу немец дал.
На место плена своего он возвратился
И партбилет свой отыскал.
В полы пиджака зашил надёжно.
Жить лучше прежнего Карпухин стал:
Он сытно ел и пил, жил осторожно.
Боялся, чтоб никто его не опознал.

Готовясь, ворог  всё продумал наперёд,
А мы лишь  с кумачами бегали, да пели:
«Если завтра война, и враг нападёт»,
 Да  маршалы  в тюрьме сидели.
Такой трагедии страна ещё не знала —
Разбитые дивизии бежали на Восток.
Триста тысяч пленными за лето потеряла —
Такой работе коммунистов был  итог.
После войны историю подправят,
Чтоб миллионы погибших оправдать.
Внезапность, ложь  в идеологию добавят
И будут героику о Сталине снимать.

Одну Вам истину хочу сказать:
Если кто-то закричит, что любит весь народ,
Не верьте, бескорыстно  вас любит только мать,
А тот крикун всех к пропасти зовёт.

Есть во Вселенной две  оси — добра и зла,
Вокруг которых вертятся  планеты.
Сам выбираешь, человек, куда пойдёт душа,
Где будешь по делам держать ответы.

Осень дороги развезла.
Упорно враг к столице рвался,
А у него в тылу  уж шла война —
В отряды партизанские народ объединялся.

Тут и Карпухин пригодился.
От офицера задачу получил,
Чтобы в партизаны тот внедрился
И, где находится отряд, он сообщил.


               Глава 3

Из эшелона выгрузился полк на полустанке.
Для обороны полосу стал занимать,
Но где-то  в тыл немецкие прорвались танки,
Полк получил команду отступать.
С одним орудием и полувзводом
Брагин прикрывал отход полка.
Он молод был, краснел перед народом,
В душе мальчишкой был пока.
Перед людьми, краснея, командир стоял,
В петлице два эмалевых квадрата,
Что говорить им он не знал —
Солдаты пожилые к нему попали из военкомата.
— Ты, лейтенант, нас не стесняйся, —
Сказал с седыми висками старшина,—
Коль выучен, то делом занимайся,
Не зря ж от плуга оторвала нас страна.
Ты говори что делать, мы поймём,
Скажи, как лучше оборону занимать.
Коль суждено нам умереть — умрём,
Но не дадим врагу   поля  топтать.

На высоте команда окопалась.
И тут же, появился враг—
Дорога у него прервалась,
Был мост разобран, что лежал через овраг.
Брагин скомандовал: «ОГОНЬ!»
 С орудия попали в грузовик.
В атаку враг пошёл и завязался бой,
Но был отбит и сразу сник.
До вечера врага держали,
Атаки яростные отбивая,
И каждый раз фашисты убегали,
На  поле трупы оставляя.
А к вечеру три танка подошли,
В атаке с пушек по окопам били.
Ребята два танка подожгли,
Фашисты снова отступили.
Немцы из пушек начали утюжить,
Склон высоты от взрывов весь дрожал.
Казалось, что  никто не сможет выжить,
Но враг в атаку шёл и снова залегал.

«Расчёт орудия убит, патроны  на исходе,
 Ночью всех  немцы смогут перебить.
В живых осталось пятеро в пехоте, —
Брагин размышлял, — нам надо уходить».

Тот старшина из местных был,
Он вызвался их проводить.
Привёл на хутор, где дед  знакомый жил,
И попросил их накормить.
Поев, передохнув немного,
Поблагодарили старика и выдвинулись в путь.
Колоннами врага была забита вся дорога.
Они решили в лес свернуть.
До осени в лесах  скитались:
Одиноких немцев на дорогах били,
С партизанами случайно повстречались.
В отряд их  привели и накормили.
Отряд большой был, человек под двести.
 — Куда идёте? —  командир спросил солдат, —
Предлагаю вам врага бить вместе.
Багин ответил: — Долг и присяга не велят.
—Враг под Москвой, до наших далеко,
 В лесу мы не  сидим, —им командир сказал, —
Быть партизаном не легко,
Бьешь немца тем, что у него отнял.
 — Лейтенант, нам надо оставаться, —
В разговор вмешался старшина, —
Впереди зима, мы можем не добраться,
А бить врага уже зудит рука.
 
 В лесу у партизан они остались,
Багин взвод подрывников возглавил.
Теперь серьёзно с врагом они сражались:
Взвод мины на дорогах ставил.


Ноябрь выдался   холодный,
Стояли ели  все в снегу.
Тропинкою к мосту людей вёл взводный,
Внимания не обращая, на   пургу.
Багин сказал: « Погода помогает нам»
— Да, — согласился старшина, —
Попрятались фашисты по щелям.
Сейчас мы выкурим, пусть мёрзнет немчура.

Кутаясь от холода шарфом,
К будке прижался часовой.
Речка непокрыта ещё льдом,
Была усеяна шугой.
Пропустили контрольную дрезину,
Динамит на маленьком плоту  к быку подали,
Замаскированный под льдину,
Появился эшелон, и тут же подорвали.
Мост взрывом разорвало, наклонило:
Летели в воду танки и автомашины,
Вагоны покорёжило, разбило.
Кругом горело всё, взрывались мины.
— Пора, нам надо уходить,—
Раздался голос командира.
—Живые немцы ещё есть, дай их добить,—
подрывники просили Михаила.
Думали, у немцев будет канитель:
Возвращались не спеша, но  их догнали.
Бой приняли. Ребятам помогла метель,
Но половину группы потеряли.
Брагин был сильно удручён.
Он старшине сказал: —Плохой я командир.
—А если бы на фронт попал тот эшелон?—
ответил старшина, — не семеро б  ушло  в тот мир.

 В отряде все военной жизнью жили.
И в  жизни той была — тоска, и радость, и любовь,
И отдыхали, и на задание ходили,
И за родную землю лили кровь.

С центром связь наладили зимой.
Теперь шифровки принимали,  не доверяли слухам.
Узнали, что враг разбит был под Москвой,
 И все воспрянули в отряде духом.
Из Москвы весной пришла шифровка:
В ней требовалось летнюю кампанию врага сорвать.
Что надо делать в ней дана ориентировка:
Мосты, железную дорогу подрывать,
И в тыл врага разведчика  забросят.
Через подполье он в отряд придёт,
И помощь оказать ему, какую он попросит.
И быть готовыми встретить самолёт.



        Глава 4

Училась Шубина в инязе,
На третьем курсе уж была.
Тем летом отдыхала дома, в Ленинграде,
Когда в страну  пришла война.
Вечером письмо от  Брагина читала,
Он в нём писал, что лейтенантом стал.
С Брагиным увидеться мечтала —
Приехать в отпуск  обещал.
Но утром, словно страшный гром,
Оповестили — началась война.
Неразбериха, суета, пошла кругом,
Как муравейник зашевелилась вся страна.
Весь изменился Ленинград:
Зенитки на улицах стояли,
В щитах дощатых одет был Летний сад,
В нём пары больше не гуляли.

 А в сентябре пришла повестка,
Анастасию вызвали в военкомат.
Её вручила ей невестка —
Год назад женился Настин брат.
И снова заграницу он уехал:
Жену оставил с родителями жить,
И так, как будто ради смеха,
Маше и Насте наказал дружить.
Дома в военной форме Настя появилась.
За столом с семьёю посидела,
С родителями и соседями простилась,
Просила Машу, чтоб за стариками присмотрела.
 
   Настю отправили в столицу.
Там с ней беседы проводили.
Решили, что в разведчики сгодится,
И в разведшколу её определили.
Всю зиму в школе подготовка шла,
Весной  ушли все группы к немцам в тыл.
Настина группа маленькой была —
 Всего лишь трое,   Судилов командиром был.

В тылу подпольщики им помогали,
Настя в кафе  официанткой стала.
За столами немцы пьяные болтали,
Она всё слушала и подполковнику передавала.
В обрывках фраз, что Настя приносила,
Сталинград чаще всего упоминался:
Где вражеская  собиралась сила,
Судилов сразу догадался.
 Всё по крупицам в центр отправляли—
От разных групп туда все сведенья стекались.
«Враг будет наступать на Сталинград»— в генштабе знали,
 Что  не пойдёт он на Москву — там сомневались.
От агента из Берлина сообщение идёт,
О том, что едет  немецкий генерал —
На фронт он документы важные везёт.
Группе Судилова ориентировку центр дал.

 Как-то раз в кафе заходит офицер.
К столику Настя подошла, чтоб взять заказ.
И удивилась —  брат Андрей сидел.
Настя смотрела на него, не отрывая глаз.
—Кофе, пожалуйста, мне принесите.
Настя опомнилась: «А может господину и вино».
—А вы неплохо по-немецки говорите.
 Да бокал, и больше ничего.

   С официанткой рассчитался капитан.
  Марку свёрнутую в двое дал.
— Сдачи не надо,  записка там,—
Он полушепотом сказал.
В укромном месте она записку прочитала:
В ней было время, место встречи.
Настя запомнила, записку разорвала,
Затем сожгла и с нетерпеньем ждала вечер.
Вечером  на явку Андрея привела,
Судилов друга встретил, стали  руки жать.
Он рассказал Андрею,  как идут дела.
Шубин поведал план, где генерала  брать.
Ещё Андрей сказал, что из Берлина их прислали,
Укреп районы создавать,
А генерала  что б не убивали;
В Москве он много может рассказать.

В отряд с радистом пришёл Судилов,
Стал с командиром план засады уточнять.
 —Тут не обойдёшься без подрывов, —
И командир  за Брагиным велел послать.

Задачу Брагин понял сразу.
Вместе стали думать, как  генерала взять:
Они решили устроить за ручьём засаду,
На мостике охрану  подорвать.
—Об операции никто не должен знать,
Радисту  в отряде оставаться,
Утром шифровкой самолёт из центра заказать,—
Сказал Судилов, —  пора,   надо к утру добраться.

Сгущались сумерки, но лес ещё был светел.
Брагин от командира торопился.
Карпухина он на поляне встретил,
Присутствием его в отряде удивился.
— Привет, Сергей! Ты как тут оказался?
— Принёс вам расписанье поездов,
С трудом нашёл вас, еле к вам добрался.
— Молодец, а я их  подрывать готов.
— Миша, давай поговорим, куда тебе спешить.
 —Мост с немцами, Сергей, бегу взрывать.
—Мишка, ты прав,  поторопись фашистов бить,
Поговорим, когда победу будем обмывать.

Карпухин думал: « Вот не повезло,
Что здесь в отряде знакомого я встретил.
А в прочем,  страшного нет ничего —
Они все будут завтра на том свете.
Жаль, что его я не спросил,
Какой он будет мост взрывать,
А то бы немцам услужил:
Железнодорожных  два, но все равно надо сказать».

Шутка Брагина немного помогла:
У мостов фашисты силы все скопили;
У генерала, поэтому, охрана маленькой была,
Ребята её сразу перебили.
С  пленным генералом двигались к отряду.
Услышали в лесу ожесточённый бой
И сами напоролись на засаду.
Брагин с Судиловым   ушли, и пленного тащили за собой.

Судилов ранен был в плечо,
Брагин его перевязал.
—Да, — сказал Судилов, — сейчас в отряде горячо.
— Отряд наш видно кто-то  немцам сдал.
— Может, успел  радист в Москву шифровку передать,
И ночью  самолёт к нам прилетит?
— Я знаю, где его нам надо ждать,
Для этого там  сена стог стоит.

Стог на три кучи Брагин разложил,
И стали слушать ночную тишину.
Вдруг гул раздался, Миша сено подпалил.
Приземлялся самолёт, как птица, рассекая темноту —
Без происшествий генерал в Москву доставлен,
И в госпиталь Судилова отправили лечиться.
Брагин Михаил к награде был представлен,
И он ушёл на фронт  с врагами биться.

            Глава 5

Немцы подполье всё арестовали,
Но Настя ареста избежала.
О том, что взяли всех, ей вечером  сказали,
И она сразу же из города бежала.
На улице с Карпухиным случайно повстречалась,
С немецким офицером  он стоял.
Что это был Сергей, она засомневалась,
Сергей  же  Шубину узнал,
Но промолчал,  не стал её он звать:
Боялся, что она проговориться,
Что он Карпухин. Немцы смогут от неё узнать—
Вся ложь его может раскрыться.

Хотела Настя к партизанам в лес уйти,
Но дорогу  к ним  она не знала.
В хате одной остановилась по пути,
И то, что был разбит отряд, старуха ей сказала.

Судилов и радист пропали.
Настя знала, что они ушли в отряд,
И если б генерала взяли,
Давно уже вернулись бы назад.
Настя решила на Восток идти,
Чтобы поближе к фронту оказаться;
Планировала  где-то перейти,
И поскорей в Москву добраться.
В одном местечке она остановилась.
Еврейская семья  пустила переночевать:
Там отдохнула, немного подкормилась,
Решила  дальше путь держать.

Утром посёлок немцы окружили,
Сгоняли женщин, детей и стариков.
На площади до вечера  томили,
Потом погнали к лесу, где был глубокий ров.
Над ними сумерки сгущались.
Женщина шепнула: « Подруга, полетели».
Настя и женщина в кустах в канаве оказались.
Беглянок  немцы проглядели.
В  детей и женщин солдаты пьяные стреляли,
Гул преступлений вдаль летел.
Бились в конвульсиях тела, фашисты хохотали—
Не Гитлер заставлял их, а демон, что в душе  сидел.
Бульдозером засыпали весь ров.
Земля вся шевелилась и стонала—
Никто на свете ответить не готов—
Мать ли такую мразь рожала!
О, человек! Тебе скажу закон простой:
Когда в душе со зверем ты  живёшь,
Не сможет род продлиться твой,
Если всех женщин и детей убьёшь.
Закончится война, и поседеют те солдаты,
И  любоваться станут, как зацветают травы,
Наденут шорты,  на грудь повесят фотоаппараты
И  внуков повезут к местам «боевой славы».

В одном посёлке Шубину арестовали,
Обыскали, краюху хлеба в узелке нашли.
На станцию всех девушек согнали,
В Германию работать увезли.

            Глава 6

Под Курском батарея Брагина стояла,
То было летом — сорок третий год.
От Сталинграда армия уже врага прогнала,
Теперь в победу верил весь народ.

Июль был жаркий. Стояла тишина,
И лишь цикады заводили стрекотанье.
В ту ночь, на пятое, степь словно замерла.
Кто-то молился, а кто-то загадал последнее желанье.

Было темно. «ОГОНЬ» команда прозвучала.
И тысячи стволов метнули во врага металл.
И вся земля от ужаса дрожала.
Здесь будет бой! Никто ещё такого не видал.
Там в перелесках силы враг скопил,
Готовясь в наступление пойти.
Но русский ум его перехитрил,
Артподготовкой встретил на пути.
План против вермахта несложный был,
А в то же время гениально славен:
Обескровить немца, сбить у него пыл,
И контрударом  будет враг подавлен.
Немцы «Цитадель» свой план назвали.
Видать не научила их война,
Дивизии под Курском окружали,
А в «Цитадели»  брешь была видна.
Утром враг в атаку готовился пойти,
Но на исходном рубеже его разбили.
Он шесть часов не мог в себя прийти,
К обеду немцы  наступление возобновили.
 Шесть дней  напор немецкий отбивали,
Новые танки  в атаку шли.
Артиллеристы хвалённые их «Тигры» поджигали,
И  на ногах стоять уж не могли,
Но вовремя к ним помощь подоспела.
Брагин увидел, знакомое лицо в строю стоит,
То школьный друг его  — Валера.
— Привет артиллеристам, — говорит.
— Привет, Валера, — Брагин обнял друга, —
Поведай как твои дела.
—Какие там дела, одна потуга,
Но голова ещё цела.
— Где все ребята, что с Карпухиным подались?
— Я один остался, нет больше никого:
Четыре  в лагере скончались,
А семь в штрафбате  полегло.


Да, ещё Карпухин куда-то убежал,
Я так хотел его на фронте повстречать.
— Погиб, наверное. В отряде  я его видал.
— И я иду, кровью «вину свою» смывать.

Ушла пехота на передовую
Ожесточённые атаки отбивать.
Снарядами накрыло роту всю штрафную,
Никто не станет даже похоронки отправлять.

Снова пошли в атаку «Тигры» и «Пантеры»,
Фашисты в бой ввели дивизии  СС.
Как  на параде шли солдаты, офицеры.
Но  вдруг, зашевелился лес:
Из леса в бой пошла наша броня,
Пятой танковой гвардейцы.
От взрывов закипела вся земля
И сразу побежали немцы.
У Прохоровки, на маленьком плацдарме
Начался бой одних машин.
Тут уж бессильны были командармы;
Кто победит— знал только Бог один.
Тысяча двести танков мчались друг на друга,
Броня горела, метались обгорелые тела—
То  сраженье было демона и Бога!
Мгновеньем жили —исчезло завтра,  сегодня и вчера.
Металлом поле к вечеру засеяли,
Бросили в землю дорогие семена!
Людей набили, танки покорёжили,
Лишь смрад стоял, да тлела под танкистами земля.
Иссякли силы, и фашист остановился.
Теперь он будет только отступать,
А в сорок пятом  убедился —
Не надо было на Россию нападать.

Забыли немцы, что король им завещал.
Не мчались бы на Русь, так голову сломя.
Фридрих Второй им умные слова сказал:
«Русского солдата убить можно, но победить —  нельзя!»

                Глава 7
 После сражения на Огненной дуге
Немцы совсем другими стали.
Все понимали — скоро быть беде,
Уже не бравым маршем по Руси  шагали.
И пропагандой Геббельс  убедить  не мог,
Что фюрер новое оружия  готовит.
Каждый для себя подвёл итог,
И думал, где после войны себя пристроит.
Абвер и гестапо  смотреть на запад стали;
Им те  родней и ближе были.
Не беда, что там войну и начинали,
И что бомбили англичан, забыли,
А нам преподнесут очередной урок.
Не успеет ещё солдат с войны  вернутся в дом,
А враги уже  помирятся, объединятся в блок,
И как  не раз бывало — Россию сделают врагом.

Офицер Карпухина  позвал.
— В  отряд  внедриться нужно вам,
Себя там постарайтесь проявить, —майор сказал.
— После войны, понадобитесь нам.
Теперь Сергей в другой отряд внедрился,
Сказал, что был в подполье,  ареста избежал.
Тут партбилет ему, конечно, пригодился —
Пиджак вспорол и партбилет свой показал.
К фашистам ненавистью Карпухин воспылал:
Уж против них и операции планировал,
В отряде секретарём партийным стал,
Как прежде людьми манипулировал.
Что бил врагов он нагло врал.
Но немец  не давал Сергею  жить,
Как в горле кость, майор ему мешал.
И он решил его убить.
Где живёт майор, Карпухин знал,
За немцем человек  следил.
 Карпухин с группой на него напал,
И лично сам его убил.
 Для всех он стал— народный мститель,
Всем говорил, что за друзей  он рассчитался.
Так секретарь, предатель —
Героем партизанским оказался.
А тот герой  всего лишь немца одного убил,
И то, когда машину подорвали.
Зато Сергей красиво говорил,
И что подпольем «он руководил» — все  в отряде знали.

Командир  от ран скончался,
А в это время два отряда в один объединяли —
И так Карпухин командиром оказался,
Теперь с его фамилией в Москву шифровки отправляли.
Вскоре и наши части подошли,
Отряд весь расформировали:
Партизаны все на фронт ушли,
Карпухина в НКВД служить забрали.


Офицерское звание  присвоили ему,
Сергей погоны лейтенанта нацепил.
Работу важную он выполнял одну —
Предателей и бывших полицаев он ловил.
Тут он себя неплохо показал:
Ловил предателей и даже тех, кто не виновен,
Подозреваемых в подвале он пытал.
Был к их мольбе и просьбам непреклонен.

Начальникам  и нужен был такой.
 Сергей по лестнице карьерной  продвигался:
Лживый, беспринципный, он выполнял приказ любой.
К концу войны он в Ленинграде оказался.


          Глава 8

Работать на заводе Настя стала.
Судьба ей немного помогла:
В плену была, но там не голодала,
Переводчицей в цеху была.
Сын хозяина ухаживал за Настей—
Часто подарки дорогие ей дарил,
Быть с нею рядом он считал за счастье—
Безумно Настю так любил.
Ей тоже нравился, был вежлив он и скромен,
К себе домой  стал  приглашать.
Невестою отец был недоволен,
В Швейцарию решил он сына отослать.
Завидовали переводчице девицы,
Одна особенно негодовала:
Придумала о Насте небылицы,
Немецкою подстилкой называла.

О, зависть! Учиться тебе лень,
Лишь ждёшь подарки от жизни каждый день,
А от работы тяжкой спешишь ты отказаться
И на достойном месте мечтаешь оказаться.

В Германию  уже пришла война.
Случайно Настя брата повстречала.
Их вместе девчонка видела одна,
И слух пошёл, что Настя с офицерами гуляла.
Но больше Настин брат не появлялся.
Она не знала, что его арестовали,
Стойко на допросах он держался,
Андрея немцы расстреляли.

             Глава 9

Домой вернулась Настя и город не узнала:
Полупустым был  и суровым Ленинград.
 Весть страшную   Мария ей сказала —
Отец и мать в сырой земле лежат.
 
Налаживалась жизнь, разрухе вопреки.
Настя утром на работу уходила.
На заводе ставили трофейные станки,
Она    инструкции с немецкого переводила.
На заводе та завистница была,
Работала в цеху и стружку подметала.
Настю увидела, стерпеть такого не смогла:
Ложный донос безграмотно, но написала.
В нём оболгала Настю, что  немцам помогала,
 Немецким офицерам отдавалась,
И власть советскую ругала.


Донос  Карпухину попал,
 Два слова «Настя Шубина» его сразили.
Он испугался и третий раз донос перечитал:
Был убежден, что немцы всех убили —
Теперь его судьба в её руках лежала.
Карпухин думал, как же поступить:
«Если Шубина меня тогда узнала,
То на суде случайно сможет заявить».
Решил, что к Насте группу ночью высылает,
И в кабинете  допрос ей учинить,
А если что-то она знает,
То  постараться отравить.
 Не арестовывать её боялся —
Зарегистрированным был донос:
«Чтоб из подчиненных кто не докопался,
И до начальства не донёс».

Поздно ночью Настю привели,
Она перед Карпухиным стояла.
— Дело, Настя, на тебя мы завели,
 За то, что немцам помогала.
Ты согласна с обвинением, иль нет?
Она спросила, — кто это может подтвердить?
Ложь гнусная,  скажу тебе в ответ,
 Даже в мыслях  не могло такого быть.
— Серёжки, где купила и почём,
Иль  кто-то подарил, ты мне расскажешь?
—Карпухин, любовь-то здесь причём,
 Всё  в этой жизни грязью мажешь.
—Вот пишут, что ты пленниц избивала.
—И это тоже  ложь.
— Я пленницей была и  как они страдала.
В Москву запрос пошли, ты всё поймёшь.
— И что ж  они ответят мне?
— Что я разведчицей была,


Сергей подумал: «Вот дела,
 Теперь мне надо покрутиться.
Наверное, она  и впрямь разведчицей была,
Ей надо дать разговориться».
— Скажи тогда, коль не секрет,
Я ж должен знать, где правда, а где ложь.
Может, и в правду ты была агент,
Из доноса это не поймёшь.
—Нас  в тыл забросили весной в сорок втором.
Раскрыли немцы нас, подполье кто-то сдал.
— И кто вас предал, что было потом?
— Старший группы я думаю, что знал.

Карпухина озноб прошиб.
— Кто предал, командир тебе сказал?
— Нет, не успел, в отряде он погиб.
Отряд тот тоже кто-то немцам сдал,
А я сбежала, но в селе схватили,
 И в Германию отправили меня.
— Что, и не пытали, не убили?
Почему не тронули тебя?
— Не знаю,  им нечего мне было предъявить.
— Всё это странно. Ну что ж, мы разберёмся.
 А пока в тюрьме ты будешь жить.
Иль, может, так с тобой сочтёмся?

Карпухин бросил Настю на диван.
Настя ударила Сергея по лицу.
— Карпухин, ты ещё вдобавок и болван,
Наивно думаешь, сойдёт всё подлецу.
—Немецкая подстилка, ты думаешь, всё обойдётся,
 Я же сгною тебя в тюрьме.
—Ничтожество, запомни,  скоро брат вернётся.
Искать меня начнёт, не поздоровится тебе.
Душите вы самих себя, и правда воцарится:
Вас станет меньше и подлость пропадёт.
Или гнилой душой не можете смириться,
Что рядом честный и порядочный живёт?

Настю отправили в тюрьму.
Всю ночь Сергей не мог уснуть.
Думал: «Я ошибку совершил одну.
Надо  было в тёмном переулке ножичком пырнуть.
Всё можно было на грабителей списать,
 Обезопасил бы себя.
Если начнут её искать,
За ниточку потянут, и могут выйти на меня.
Зачем её  я захотел, девиц полно гуляет?
Она настырная: и жалобы начнёт писать,
И докопается, и всё узнает.
Тогда ареста мне не избежать.
 Ничего…Пока расследуем и дело шьём,
Её в тюрьме будем держать.
Людей надёжных подберём,
Чтоб ложные  показания собрать».

Настя три месяца в тюрьме была.
Теперь она уж догадалась:
Ей дело шьют, что всё подполье предала,
Поэтому в живых осталась.

  А в это время Брагин Шубину искал.
Узнал от Маши, что в ЧК её забрали,
 Ну, а за что, никто не знал.
Тогда из-за квартир людей сажали.
Что Судилов был большой начальник, Миша знал.
Он решил в Москву поехать помощи просить.
Судилов был уж генерал,
И на Лубянке стал служить.

Брагина он встретил хорошо.
На вечер в ресторан стал приглашать.
Миша сказал: — К вам дело есть одно,
Помогите человека отыскать.
—Что за человек? Когда пропал?
—Девушка моя, три месяца назад следы её пропали.
Может, донос какой-то кто-то написал?
Говорят, что ваши  её арестовали.
— Скажи фамилию. Узнаю, где она.
— Шубина Анастасия Львовна.
— Настя?!  Что  она  жива?
А я то думал,—немцы расстреляли.
 В группе моей тогда разведчицей была.
Её я обязательно найду.
К тому же друга моего сестра.
Куда в конце войны он делся, не пойму.

Вместе они летели в Ленинград.
Машина с аэропорта  в тюрьму помчалась.
 Был Миша Брагин  очень рад,
Что  Настя наконец-то отыскалась.
В камеру допросов Настю привели.
Миша заметил, что она худая стала:
Не успела ещё от плена отойти,
Как в новую беду попала.
Её спросил Судилов: «Как  дела?
Расследование кто ведёт?»
— Написали, что предательницей я была.
 Один начальник  дело шьёт.
— Я разберусь, кто-то   ошибку допустил.
А может тот «писатель» голову морочит:
По  следу  ложному пустил
И сохранить себя он хочет.



Настя на Брагина смотрела.
— Ты возмужал и повзрослел,
И голова так рано поседела.
—Война покрасила, на печке не сидел.
—Как, Мишенька, твои дела?
— Войну в Берлине завершил, мундир пока не снял.
Был ранен, и, слава Богу, голова цела.
Командиром батальона стал.
— Ты в нашей школе  появлялся?
  Остались ли в живых  ребята.
—Погибли все. Под Курском  с Валерой  повстречался.
 На фронт ушли и тоже не вернулись все девчата —
Забрала их  война с собой.
Мы   с тобой вдвоём остались.
—Ты не прав, Карпухин ещё жив.
— С Сергеем  мы в отряде повстречались,
Отряд  погиб, а как же он живым остался?!
— Ты не ошибся, он тогда в отряде был?! —
Судилов в разговор вмешался.
—Был, случайно встретились, и я  с ним говорил.
Настя вскрикнула: — Так, он же это был!
Когда я от ареста убегала,
Стоял с немецким офицером, говорил.
Тогда его я не узнала.

Вечером её освободили.
Кто предатель —  теперь все  знали,
Ночью Карпухина арестовали.

Как ниточке не виться,
Как шельме не крутиться,
А все равно конец придёт,
И Божья кара его ждёт!