1.
Мой новый март обглодан и облизан
Голодным псом замызганной зимы.
Казалось мне, что свет мечты так близок,
Но он далёк в тоннеле зла и тьмы.
Ушла любовь в надменность безвозвратно
По льду печали на останках луж.
Я так любил и клялся многократно,
Что стал проклятьем выхода к теплу.
Старался быть скромнее и попроще,
Да горделивость сердце пережгла.
К чему теперь мне листья дивной рощи,
Когда в душе смятения игла.
Устал копить лишенья и невзгоды,
Весна не терпит скорбные слова.
Зачем иду в измученные оды,
Где так болит в утратах голова?
2.
Мой новый март обижен и унижен
В ледовом сколе выверенных слов.
Я слышу вопли искренних ослов,
Их плач «И-а!» судьба на ветки нижет.
И я подобен старому ослу:
Своим «И-я!» тревожу божий слух.
Не ощутить мне ветреность в полёте,
Не стать подобным белым облакам:
Не те стихи я в юности лакал,
Купаясь дёгтем в патоке и мёде.
Но будоражит голову весна,
Где в каждой почке пухнет новизна.
Пусть вам доносит радужный Киркоров
Козлиным тембром про капель-апрель.
Мне ближе для души от жизни прель,
И плесень, и гнилья вонючий норов.
Люблю Бодлера под цветами зла.
Любовь, весна… Полюбишь и козла.
2012.