Альбигойские войны.
Егоров Юрий
Замуровано время в готических сводах,
Запечатана память под шрамами стен,
Копоть факельных меток в глухих переходах
Как ожоги когда-то свершенных измен…
Лангедок – это край сумасшедших влюбленных,
Где катарская ересь бесила владык,
Где в стране трубадуров, таких обреченных,
До сих пор бродит эхом растерзанный крик.
Здесь впервые воспеты земные утехи –
Зацелованность губ, нежность женской груди,
И блестели в стихах перед битвой доспехи,
И склонялись колени у женской руки.
Презирая латынь как язык погребенных,
Альбигойским наречьем звенела струна,
Им хотелось любить, только их, не прощенных,
На кострах без разбора сжигали до тла…
Им, наивным, казалось – они лишь от Бога,
Что весь Мир Приграничный во мраке и зле,
Что главнее всего их любовь-недотрога!
Что всего горячей – поцелуй на челе.
И никто как они не умел так смеяться,
И не зло пошутить, и упавших поднять,
Разве можно любить и кого-то бояться?
Или сказанных слов, от души, не понять?
Но пришли крестоносцы – немытая серость,
Распуская знамена, сжимая кресты.
И земля, где когда-то любилось и пелось,
Задохнулась в дыму, обожглась о костры…
Ах, мальчишки-поэты, как же вы неумело
Отбивали удары, роняли мечи!
Как пронзали вам сердце каленые стрелы,
И глумливо смеялись в лицо палачи!
Монсегюр защищался обреченно и колко.
Двое наспех прощались касанием тел,
И такой беззащитной была ее челка,
И растерян он был, и наивно-несмел…
…Их никто не считал, и дрова не жалели,
Черным дымом до неба метнулось – Не тронь!
И глаза обожженные долго смотрели
Как насилует тело любимой огонь…
Сквозь расплавленный уголь и грех оболочки
Отлетали их души зарницами в ночь –
Он уже не напишет ей больше ни строчки,
А она не подарит ни сына, ни дочь…
Умирал Лангедок, поседевший от пепла,
Но зерно прорастало, назло, через кровь!
И слезами-дождем возвращалось и крепло
Трубадурское счастье – стихи и любовь…