Ветка на фоне неба

Виноградова Татьяна Евгеньевна
   У меня всего раз в жизни было чувство абсолютного счастья. Классе в четвёртом. Не позже. Дорога из школы шла через такое, более или менее потаённое, местечко: справа – забор детского сада, слева – глухая стена продуктового магазинчика (в прошлом стеклянная, прозрачная, но давно уже покрытая слепой зеленоватой краской). Короче, с двух сторон всё очень скучно и предсказуемо, а сверху – вольное небо. И вот, тащусь я из школы, ещё только сентябрь, а портфель уже жутко тянет к земле, и ощущение неизбывной безнадёжности всего (школу я ненавидела, и это чувство было взаимным). Иду я по этому скучному проходу, день солнечный, время обеденное, вокруг, слава Богу, никого. И вдруг почему-то поднимаю глаза и вижу… Нет, я и раньше, и день, и два назад проходила здесь, но то ли дни были не такие яркие, то ли время еще не приспело… Но именно сейчас я увидела ЭТО.
Это была Ветка. С ярко-алыми ягодами. Они пламенели, реяли, светились в легчайшем, вольном, лазоревом небе… 
Нет. Всё не так. Я много лет вспоминаю, вызываю в памяти этот миг, но никак не могу восстановить охватившее меня тогда чувство – чувство полной свободы и полной гармонии с миром – нет, растворения в нём! Я уже не знала, кто из нас – Таня и кто – Ветка.  Я была ею, она мною, и мы обе летели, смеялись в чистейшей, лучезарнейшей лазури…
Нет. Всё равно не так.
Попробую ещё раз. Итак, я шла из школы и вскинула глаза. В высокой, искрящейся, светоносной синеве, над моей головой, но всё же чуть впереди, беззаботно качалась ветка боярышника с гроздью сверкающих красных ягод. И вдруг не стало ничего – ни мыслей, ни школьной привычной тоски, ни ощущения собственного тела, влекущегося домой, к сумрачным родителям, и изнывающего под тяжким бременем портфеля. Я увидела Ветку-с-Ягодами-и-Небо. Увидела очень резко и ярко. В их первозданном единстве. И они пели Песнь Счастья. Хотя никакой песни слышно, конечно же, не было. Дело не в этом. Я поняла их. На какой-то, очень длительный миг, я стала ими. И ещё чем-то бОльшим – даже и сейчас не знаю, как Оно называется. Мироздание? Предустановленная Гармония? Да и нет у Него никакого имени, Его можно только почувствовать.
…Столько уже понаписала, а выразить по-настоящему никак не могу.  Ну, в общем, я вдруг поняла (всею собой поняла, а не только головой), что мир – прекрасен. И бесконечен.  Бесконечно прекрасен, вот! И для этого понадобились – всего-то! – кусочек голубого неба и гроздь ягод боярышника, рубиново сверкающая на солнце. Ну и ещё – воспринимающее их сознание, моё то есть. Но именно сознание моё в тот миг странно изменилось: «я сама» как бы перестала существовать и мгновенно слилась со всей этой бесконечной, пронзающей насквозь красотой.
Потом, несколько лет спустя, я прочла описание того состояния, которое в дзэн-буддизме называется сатори, Просветлением. Его невозможно выразить словами. Кстати, ещё Лао-цзы писал: «Дао, которое можно выразить словами, не есть истинное Дао». А в этой Ветке Дао – было. Честное слово. - "Слова, слова, слова..." Но словами я выразить всего этого не могу, что лишний раз доказывает истинность моего детского переживания.
...Мгновение это длилось лишь мгновенье, как и положено: я замерла, созерцая голубизну и алость, и сентябрьское солнце пригревало меня, и ягоды просвечивали насквозь, и я раскачивалась в вышине, и никого и ничего больше не было и не надо было, и мгновение это длилось вечность, как и положено.
Потом я вышла из ступора, снова став просто девочкой Таней, в смущении оглянулась, не видел ли кто из прохожих, как я тупо торчу посреди дороги, запрокинув башку и пялясь куда-то – непонятно куда. Вокруг, о радость, никого не было. Но когда я вновь обратила взор к волшебной Ветке – что-то пропало. Кончилось, изменилось, ушло. Это уже была просто ветка боярышника, свесившаяся из-за забора детсада. Небо оставалось таким же голубым, но и оно словно бы утратило нечто неуловимо-существенное и глядело вполне обыкновенно. Приятная погода, не более того.
Лишь где-то в глубине меня самой оставалось ещё тепло – странное, волшебное, но и оно стремительно остывало, съёживалось, улетучивалось. Тогда я постаралась навсегда запомнить, что меня посетило это чувство, что оно БЫЛО. Просто запомнить, как факт, что была... теперь бы я сказала так: была всеобъемлющая связь – меня с миром, мира – с самим собой, и мир этот был невыносимо прекрасен…  И я запомнила. И помнила ещё лет тридцать. Но молчала. И вот сегодня попыталась об этом рассказать. И пока я это всё писала, в самой моей глубинной глубине – отягощённой вещами, почти столь же грузящими, как мой тогдашний ненавистный портфель – возникало, силилось проснуться, проклюнуться, взлететь нечто неназываемое, нечто такое, что можно лишь почувствовать… Но до конца Оно так и не материализовалось, как ни пыталась я увидеть внутренним взором тот сентябрьский просветлённый день. Но это было.
БЫЛО! Правда.


2010