О стихах

Лерика Аксенова
Стихи – это не инструкция по применению: «все так и должно быть, как пишут» или «это стоит изменить». Не правила пользования чувствами поэта и отношения к нему: слишком сентиментален, значит, нытик/ слишком зло и грубо, значит, циник и хам. Не фиксированное состояние пишущего: люблю, ненавижу, скучаю, как ты там – порой все стихи могут быть, в общем-то, описаны одним из этих состояний-вопрошаний. Но так ведь не может длиться вечно.

Иногда мне интересно, а что же чувствует потенциальный вдохновитель, когда читает реальные стихи про себя. Презрение? Боль? Или наслаждается, аранжируя чтение собственным дьявольским смехом… может, его это коробит/стесняет/мучит. Особенно, если затронуты слишком интимные подробности прошлого, общего с сочинителем. А может, ему любопытно. Мол, ну вот ты там плачешь, горюешь, да? Опа, и стишки тут складываешь… ну-ка посмотрим, пороемся в твоей тонкостенной душонке, авось и найдем что-нибудь про себя. Ага, вот оно! «Та-да-да-дам//Та-да да-да нет-нет». Ну, страдай-страдай. Поделом тебе.

А может, наоборот, сострадание берет верх? Или даже зависть: «Я тут забыть не могу, а он сублимирует. Ну надо же…». Или гордость: «Видите, я – Муза!». И будет потом друзьям и внукам рассказывать, что был такой человек давным-давно и не сложилось с ним (или вовсе и не начиналось), зато остались вот такие памятные вещи. Или вообще мазохизм: «Ну вот, опять он пишет… когда это все кончится…». А может, он даже и не знает об их существовании. Но ведь тайное становится явным, сейчас или через несколько десятков лет.

Словом, побыть на месте того, кто читает чужие стихи про себя, – это мое маленькое желание. Нет-нет, про меня складывать строки не надо. Кажется, я представляю, что выйдет: сначала была хороша, потом за душой не оставила ни гроша. В переносном смысле. Не буду ссылаться на умение мужчин изобразить жертву, замученную негативом и даже послеразрывными напоминаниями, но все-таки очень хочется, чтобы, читая твои стихи, человек не отплевывался. И главное, не забывался: это не его бал, а мой. Моя музыка. И то, что я пишу «скучаю», совсем не означает, что сейчас все именно так. Первые 20 стихов, наверное, так и пишутся: от боли, горечи, гнева, раскаяния, удушливой, но милой привязанности. А дальше… просто говоришь спасибо, что страницы твоей жизни больше не заполнены этим человеком. И пишешь, смакуя опыт, фильтруя и выстраивая в композицию фантазию и мысли. Ведь стихи – это не только исповедь. Это молитва. Это попутный ветер, который обязательно вынесет вперед, где ждут новые литературные опыты. И лица, желательно.