Кто я? Что я? И что ещё могу, мешая кашель рифм с одышкой прозы? Пыхтя и задыхаясь на бегу, в душе привычно чувствуя занозу?
Упала ночь, как палача топор: безжалостно, неотвратимо, жутко. Был правый суд, был скорый приговор холодного и трезвого рассудка. Резина времени натянута впредел. Пора платить по векселям и спискам. Что мне сказать? Что я всё время пел – до кашля, до рыдания, до визга? Кто станет слушать слабого певца! Мне не нужна внимательная жалость. Ведь если честным быть, то до конца: я больше слушал. Петь не удавалось.
Уснули боги. Пуст великий храм. Моя свеча чадит, метая блики; из позолоты древних чёрных рам глядят портреты мёртвых и великих.
Как одиночества тяжёл и вкрадчив шаг! Как ты строга, судьба, в своём терпеньи! Как исподволь охватывает страх ничтожества усилий – и забвенья! И исчезает эхо без следа шагов несмелых – бережно и скупо; и чёрная-пречёрная звезда в расколотый заглядывает купол. Какая тьма! Какой глухой покой! Ни крик, ни свет не потревожат ночи; и я плачу безумьем и тоской за тяжесть никому не нужных строчек...