А между вторым и четвертым часами
Луч полной луны словно нож.
Пробил он, прогрызся сквозь плотные ткани.
"Куда нас, о Боже, ведешь?
В трясину, в болото, в овраг, в чисто поле,
Где воронов сажею - смерть?
Мы вечность почти в этой страшной юдоли,
Уже разучились - сметь.
И, кажется, раньше обещаны были
И кущи, и отдых простой,
И что-то еще, то, что мы позабыли
Веков чередою пустой".
Потом долго-долго стволы прочищали,
И страх свой топили в вине.
А Сын Человеческий молвил: "Прощайте.
Вы все опротивели мне".
И реквием грянул как звон колокольный,
Об этой утрате скорбя,
И те, кто имел, - посмотрелись в иконы,
И каждый увидел - себя.
... Потом я проснулся. Шел час уже пятый,
В груди был холодный комок,
И все еще чудился бледный, распятый,
И очень рассерженный Бог.
Но пусть же останется Богово в Боге, -
Я сны толковать не берусь.
Я просто иду по как будто дороге
В стране под названием "Русь"...