Она была неприлично раздета,
В душном баре,
На берегу высыхающей реки,
Стояла на столе,
В зубах, тлела сигарета,
Читала скучающим матросам,
Свои стихи.
Хмельною, горькою пеной,
Отрывались от губ слова,
Она никогда не была такой смелой,
Должно быть, просто не имела права.
В спертом воздухе, плескались бури,
Невиданные, ни одному из моряков,
И то ли алкоголь, то ли излишки дури,
Уводили её от заветных портов.
Танцевала, вплеталась пальцами,
Откидывала со лба пряди,
Делившись собой со скитальцами,
Забывала, чего ради?
В городах ведь, томилось лето,
Терпким зноем по шкуре шелестел август,
А её кто-то пропадал где-то,
Невольно вспоминался старик Фауст,
Со своей Маргаритой, и нелегким выбором,
И двое дрожащих детей у Шекспира,
Она заливала всё это кислым сидром,
Из пыльных подвалов трактира.
Её фрегаты, распадались в щепки,
Паруса заменили ей платье,
Захлопнулись створки клетки,
Не решалась молить о счастье.
Ведь,
Ей бы просто хорошую погоду,
Дождей ли, шквального ветра,
Отдала свою жизнь в угоду,
Совсем взрослая девочка, Герда.