Документальная повесть в стихах
о событиях с августа 1942 по февраль 1943 года
в хуторе Братском Усть-Лабинского района и его окрестностях
Люди, пережившие войну, доверили мне свои воспоминания. Я не могу, не имею права допустить, чтобы потомки не узнали об их больших страданиях и маленьких подвигах, о жестокости оккупантов, об обидах, нанесённых нашим гражданам, а значит, нашей Родине фашистами. Это надо знать, чтобы не допустить повторения всеобщей беды.
В августе сорок второго.
Надвигаясь, как волна,
Неуклонно и сурово
По Кубани шла война.
На Баку стремились немцы
Мощной огненной стеной,
Потому что иноземцам
Нефть нужна любой ценой.
А в генштабе знали сами,
Враг сильнее в этот раз.
Наша армия с боями
Отступала на Кавказ.
Люди в сёлах и станицах,
В городах и хуторах,
Пряча боль в суровых лицах,
Подавить старались страх.
Возле радио стояли,
Ждали сводки из Москвы
И лопатами копали
От немецких танков рвы.
Глава 1.
Хутор Братский. Мимо хаток
По дороге на восток
Шли советские солдаты
Через этот хуторок.
На плечах шинели-скатки
И винтовки с штык-ножом,
И сапёрные лопатки,
И мешочки с багажом.
Сапоги - рыжее пыли.
Шли три дня за взводом взвод,
У колодца воду пили,
На бойцов глядел народ.
Бабы слёзы утирали,
Хлопоча в своих дворах,
И упрямо пыль глотала
У обочин детвора.
Вот телеги пропылили,
Вот проехал конный взвод,
Вот машины протащили
Пушки задом наперёд.
Полевая кухня споро
Догоняла свой обоз,
Грузовик натужно в гору
Следом раненых повёз.
В кузов яблоки бросали
дети раненым бойцам.
Скот колхозники прогнали,
Не достался чтоб врагам.
Люди знали: враг неистов,
Никого не пощадит!
А уж семьи коммунистов
Надо точно вывозить.
На телеги погрузили
Скарб нехитрый вместе все,
Рано утром покатили
На лошадках по росе.
Вдруг возок свалился набок.
- Стоп! Поломка!. Стой, обоз!
- Кто-то ночью нам, однако,
Шпильки вынул из колёс.
- Эй, проверьте все исправность!
(А в повозках стар и мал.)
- Тут у всех повозок справа
Шпильки кто-то поснимал.
Так полдня и простояли
У подъёма на откос,
Ждали, в кузнице ковали
Снова шпильки для колёс.
Говорят, он был расстрелян,
Этот маленький обоз
Возле речки. Не успели
Перебраться через мост.
Глава 2
В этот день всё реже стали
Через хутор проезжать,
Только пушки продолжали
В отдаленье грохотать.
Ребятишки заскучали,
Разбежались по домам.
У дороги задержались
Только Петька да Иван.
- Петька, мамка нас ругала
И звала. Ну, Петь, пойдём!
- Нет! Смотри, боец усталый
К нам идёт с хромым конём.
Тут из-за деревьев вышел
С раненым конём солдат
И к мальчишке, что повыше,
Обратился наугад:
- Ну-ка, ты, малец, ответь-ка,
Кто родители, как звать?
- Звать-то Сидоренко Петька.
Дядь, возьмите воевать!
- Воевать, брат, рановато,
Лучше выручи меня!
Мне к своим вернуться надо,
Ты возьми к себе коня!
Конь хороший, только, жалко,
Отчего-то захромал.
Пристрелить велели в балке,
Вот я с ним и приотстал.
Пристрелить велели в ухо...
Есть у вас какой сарай?
- Есть. - Ты спрячь его, Петруха!
Я вернусь за ним, ты знай.
Хутор тихий, спрячь получше,
Может, немцы не найдут.
Пополнение получим -
Скоро снова будем тут.
Ты коня как раз подлечишь,
Мы ещё с моим конём -
Не грусти, прощай, Жеребчик -
До Германии дойдём.
Ну, Петро, держи уздечку!
Мне ещё своих догнать.
Смотрит Петька, на крылечке
Ждет испуганная мать:
- Мало горя мне с тобою,
Так ещё коня хранить?
Ты подумал головою,
Чем теперь его кормить?
- Мам, мы сена натаскаем
Из колхозного стожка
На тележке ночью с Ваней
И продержимся пока.
- Ну, а немцы как прознают
Вдруг про лошадь про твою,
Ведь, ей-богу, расстреляют,
Расстреляют всю семью!
Конь прошел, хромая, к маме,
Низко голову склонил,
И ладонь ее губами
Полегоньку прикусил.
- Ишь ты, будто просит тоже.
Ладно уж, веди в сарай!
Может, нашим мы поможем.
Только лишку не болтай!
Сена чтоб достали сами!
И овса бы припасти.
С Ванькой будете ночами
На лугу его пасти.
Глава 3
День прошёл. Бои гремели
У Кубани на холмах.
Детям женщины велели
Отсидеться в погребах.
Ну, а сами, будь что будет,
Ходят, головы пригнув:
- Ведь хозяйство, куры, ути
Кушать просят и в войну.
Вот стрельба потише стала,
Откатилась на восток.
Ворвались, застрекотали
Мотоциклы в хуторок.
Тихон, тот, что на колесах
Ночью шпильки поснимал,
Был услужлив, для допроса
Всех к правлению созвал.
Написал для немцев списки
Всех семей фронтовиков.
Комсомольцев, коммунистов,
Просто передовиков.
И его за это взяли
Немцы старостой служить.
Полицаев в помощь дали
Двух. Велели расселить.
Собрался народ к правленью
Страх катился по рядам:
- Это что за объявленье
Нынче будут делать нам?
Кто крутил цигарку в пальцах,
Кто скулил, а кто курил.
Наконец, в кулак покашляв,
Офицер заговорил.
Офицер-то по-немецки,
Переводчик перевёл,
Что конец стране советской,
Дескать, что «капут» пришёл,
Что теперь порядок новый
Каждый должен соблюдать,
И, чтоб были все готовы,
Что потребуют – отдать.
Будет староста из местных,
Полицаи из чужих.
Все должны работать честно,
Им служить и слушать их.
А потом нашли по списку
Меж сельчан, где мал да стар,
Комсомольских активистов,
Взяли, заперли в амбар.
С этим немцы укатили,
Тут братчанам повезло:
Штаб свой немцы разместили,
Выбрав крупное село.
Но братчан не забывали,
Навещали иногда,
Поросяток забирали,
Кур и яйца из гнезда:
- Матка, яйки! Матка, курку!
Матка, мильх дай, молоко!
А то сунут нос в печурку,
Кашу, щи возьмут с горшком.
Глава 4
У колхозницы Ирины
Мать и шесть душ детворы.
Муж коров угнал и сгинул
До прихода немчуры.
В хате стол, да печь с лежанкой,
Деревянная кровать.
Младший в люльке, ну а старшим
На полу в соломе спать.
Как-то три мотоциклиста
В день воскресный выходной
Заглянули - в хате чисто,
И ввалились, как домой.
За столом расположились:
- Матка, файр! (Мол, затопи!)
- Август месяц, чи сказылись?
Мать грозит: «Молчи, терпи!»
Собрала детей старуха,
Увела на сеновал.
- Не перечь им, Ира, слухай!
Делай всё, что он сказал.
Печь Ирина затопила
И за шторкой в закутке,
Словно мышка, притаилась
С кочерёжкою в руке.
Взял один чугун на печке,
Отхлебнул пустые щи,
Сплюнул, ранец снял заплечный
И достал свои харчи:
Хлеб в хрустящем целлофане,
Шнапс, тушёнка, шоколад.
В хате жарко, словно в бане.
Пьют, беседуют, едят.
После стали раздеваться,
Над плитой трясти бельё.
Что хозяйки им стесняться?
Позабыли про неё.
Баба смотрит удивлённо,
Громко слышится в тиши,
Как на печке раскалённой
С треском лопаются вши.
Укатили немцы. Детки
У стола сошлись гурьбой
И немецкие объедки
Поделили меж собой.
Глава 5
Рано утречком в субботу
Разбудила Петьку мать:
- Дядька Тихон на работу
С Ванькой вас велел прислать.
Тихон с вашим батькой вместе
Скот колхозный в поле пас,
А теперь при новой власти
Будет старостой у нас.
Там сынок его, смотрите,
Ждет уже вас во дворе.
Молоко и хлеб берите,
Да идите поскорей.
- Петь, готов? - Собрался вроде.
- Батька вас велел позвать.
Он сейчас людей проводит
В поле свёклу убирать,
А потом мы с ним поедем
На колхозный зерносклад.
Надо целых три телеги
Нам мешков с овсом набрать.
- А зачем? Овёс в колхозе,
Говорили, семенной.
Если нынче повывозят,
Сеять будут чем весной?
- Говоришь, овёс колхозный?
А колхозный, значит наш.
Надо взять пока не поздно.
Немцы требуют фураж.
- Ой, а можно мне немножко?
Ну хотя бы пол-мешка?
- А кого кормить-то? Кошку?
Ты ж овёс не ешь пока.
Нет, Петруха, с этой просьбой
Ты к отцу не приставай.
Как ответишь, если спросит,
Чтой-то заперт ваш сарай?
Он и так дивится очень:
«Почему-то, - говорит, -
Их корова днём и ночью
Всё под яблоней стоит?»
- Тише, тише, мы подходим.
Твой отец уже нас ждёт.
- Лезьте, хлопцы, на подводу.
Быстро времечко идёт.
Наберём мешочков сорок,
Чтобы я успел, увёз.
Немцы к нам нагрянут скоро,
Весь повыгребут овёс.
Петьке с Ванькой за старанье
Дам, пожалуй, два мешка.
Ясно вам моё заданье?
Ну, работайте пока.
Глава 6
Раз Ирина после свёклы
Возвращалась вечерком.
Дождик шёл, она промокла,
Шла по лужам босиком.
Дети кинулись навстречу,
С ними старенькая мать,
Плачут все, трясутся плечи.
Слов не могут двух связать.
Оказалось, приходила
В хутор женщина одна,
Их фамилию спросила
И спросила, где жена,
а потом, где муж. Узнала,
Что со стадом сгинул он,
Тут заплакала, сказала,
Что он жив и шлёт поклон.
Вместе он с её супругом.
Оба в лагере в плену.
Муж её просил за друга
Известить его жену.
Лагерь аж за Краснодаром.
Эта женщина была.
Как туда доехать даром
Объяснила, как могла.
И Ирина загорелась,
Собираться стала в путь.
Ей на мужа захотелось
Хоть одним глазком взглянуть.
На работе поругают.
Но, пока дожди идут,
И другие отдыхают.
Поругают - не убьют!
Встала затемно Ирина
И до Ладожской пешком
Десять вёрст по мокрой глине
Прошагала босиком.
У колодца долго мылась,
А потом, что было сил,
У дежурного просилась,
Чтобы к поезду пустил.
На вокзале на перроне
В поезд прыгнула она.
Немцы ехали в вагоне -
Ира в тамбуре одна...
Вот и лагерь. В чистом поле
Для овец простой загон.
Прикреплённой к толстым кольям
Он колючкой окружён.
С двух углов стояли вышки
Трёхметровой вышины.
Часовые там под крышкой
От дождя защищены.
А в загоне сотни пленных,
Все разуты, без сапог.
Много штатских и военных.
Кто сидит, а кто прилёг.
Есть там мокрая солома.
Хоть не на земле лежать.
Дождь идёт, раскаты грома.
Люди вымокли, дрожат.
Сбоку длинные корыта
Через край полны водой,
Для питья, как овцам, сбиты.
Для еды - свекла с ботвой.
Рядом на свекольном поле
Из земли её берут.
Ослабев в такой неволе,
Люди вряд ли убегут.
Ира встретила двух женщин,
По несчастью двух сестёр.
С той, которая поменьше,
Завязался разговор:
- Как картошечку в мундирах
и хлебец бы передать?
- Только через конвоиров
Ты не вздумай отдавать!
Подойди к ограде ближе,
Имя мужа назови.
Там увидят и услышат,
И найдут его свои.
А потом ты хлеб с картошкой
Покидаешь через верх.
Там черёд, и понемножку
Пища делится на всех.
Подошла Ирина ближе.
Много пленных поднялось:
- Алексей ей нужен Гришин!-
По цепочке понеслось.
Подвели его два пленных.
Видно ранен. Он хромал.
Забинтовано колено.
Бородатым, старым стал.
- Ира! Ирочка! Как дети?
- Живы, Лёша. Ты как тут?
- Хлеб кидайте! Вон там эти
Вас прогнать уже идут.
Торопясь, кидала Ира,
Что смогла из дому взять.
Подошли два конвоира,
Стали на неё кричать
Непонятно, громко, строго:
- Шнеллер! Вег! - и прочий бред.
Ира, пятясь понемногу,
Громко крикнула в ответ:
- Гады! Что же вы творите?
Смеешь на меня орать?
Как тут жить? Вы посмотрите!
Тут же только умирать!
Фриц стегнул хлыстом Ирину,
Вновь занёс над головой...
Получил картошкой в спину...
Пленные подняли вой.
Часовой из автомата
Стал поверх голов стрелять.
Сесть пришлось внутри ребятам.
Ира бросилась бежать.
Много плакала в дороге,
Много думала потом.
Мысли путались в тревоге:
Вряд ли муж вернётся в дом.
Вместе с тем рождалась гордость:
Как в плену ни трудно жить,
У людей советских твёрдость!
Их фашистам не сломить!
Детям речь вела Ирина:
- Знайте, папка ваш - герой!
Их содержат, как скотину,
А они за нас горой!
Глава 7
Как-то девушка Елена
В сеннике своём была,
Набрала охапку сена
И корове понесла.
Вдруг огромный рыжий немец
Ей дорогу преградил,
Ухмыльнулся иноземец,
Лену за руку схватил:
-Du bist meine schone Madchen!
Bitte, девочка, давай!
Лена крикнула соседке:
-Рая! Немец! Выручай!
Немец Лену вместе с сеном
Обхватил, к губам приник
И с сопеньем вожделенным
Затолкал назад в сенник.
Лена долго не сдавалась,
Отбивалась, что есть сил,
Как тигрица, с ним сражалась.
Всё же он её свалил.
Тут в сенник вбежала Рая,
Пнула немца в жирный зад,
И девчонки из сарая
Пулей вылетели в сад...
Огород, овражек, речка,
По-над речкою лужок.
-Не могу, зашлось сердечко!
Ленка, спрячемся в стожок!
Целый день в стожке сидели.
Очень страшно было тут:
-Вдруг фашисты в самом деле
Дом сожгут и нас убьют?
Только вечером с оглядкой
Пробрались они назад.
Дома было всё в порядке.
Стороной прошла гроза.
Глава 8
Вовка с матерью собрался
В поле свёклу убирать.
Вдруг в окошко стук раздался:
- Эй, хозяйка, хватит спать!
Где тут Вовка, мой племянник?
Он сегодня нужен нам.
А на свёкле на деляне
Нонче справишься одна.
- Ты своей женой командуй!
Твой давно на фронте брат.
А тебе, сказать по правде,
Только с бабой воевать.
- Ладно, ты со мной не лайся,
Ведь тебе пора идти!
Вовка, живо собирайся
И грабарку прихвати!
Собери постарше хлопцев
Человечков эдак пять.
Сможешь быстро у колодца
Всех с лопатами собрать?
- Можно Гришку взять Балана?
С ним работать веселей.
- Да бери, конечно, ладно.
Стой, Балан твой не еврей?
Нет, еврея брать не надо.
- Почему? - Потом поймёшь.
Слушай, Вовка, ну тя на гад,
Ты идёшь иль не идёшь?
Скоро возле крайней хаты,
Под навесом у печи,
Были сложены лопаты
И сидели копачи.
- Вот, спешили, суетились:
«Вовка, быстро всех собрать!»
А теперь тут разложились
И должны чего-то ждать.
- Вовка, дядька не гутарил,
Для чего он нас собрал?
- Нет, чего-то ждать заставил.
Сам куда-то убежал.
- Дядька твой со списком ходит
Хат, где беженцы живут.
Он евреев всех выводит,
Их у почты немцы ждут.
Немцы на велосипедах
Прикатили.
- Сколько их?
- Может быть, ещё приедут,
Только я видал троих.
- Немцы всех берут куда-то,
Знать, куда-то поведут.
- А зачем тогда лопаты?
И чего торчим мы тут?
- Что-то стало страшновато.
Братцы, что мы тут сидим?
Убежим домой, ребята?
- Нет, давайте погодим.
- Тихо, вон ведут колонну.
Вон и дядька твой бежит.
- Он лицом какой-то тёмный.
Глянь, да он же весь дрожит.
- Дядя, что это за страсти?
Убежим, чего тут ждать?
- Нет, сынки, за хату спрячьтесь,
Будем просто наблюдать.
Вот, хлебните самогону,
Чтоб в штаны не наложить.
Подошла уже колонна.
Выпей, Вовка, ты ж мужик!
- Немцев, точно, трое только,
Две винтовки, автомат...
- А евреев этих сколько?
- Больше сотни, говорят.
- Погляди, остановились
Прям почти напротив нас.
Глянь-ка, списки появились,
Перекличка началась.
- Нет, смотри, их дюже много,
Перестали выкликать.
Растянули по дороге,
Стали просто всех считать.
- И, похоже, кто-то лишний.
- Нет, скорей, кого-то нет.
- Посмотри, девчонка вышла.
- У неё болеет дед.
Я их знаю, дед хворает,
Третьи сутки не встаёт. –
- Гля, девчонка убегает,
Снова к хутору идёт.
- Эти все стоят покорно.
Им приказано молчать.
Грудничка мамаша кормит,
Чтоб не вздумал закричать.
- Летом этих всех евреев
Из Одессы привезли,
Расселили по деревне,
Всех в колхозники зачли.
Сразу все работать стали
Кто на ферме, кто в полях.
Им продукты выдавали
И немножечко в рублях.
Жили дружно, не считались
На чужих и на своих...
- Как же немцы догадались?
Кто же это выдал их?
Что их немцы так не любят
И иудами зовут?
Что ж не скрылись эти люди?
Почему остались тут?
- Ладно, Вовка, успокойся,
Ничего не изменить.
Лучше за себя побойся.
Чему быть, тому и быть.
- А могло быть все иначе!
- Вон девчонка, деда нет.
- Бедолага горько плачет,
Не поднялся, видно, дед.
Немец не сказал ни слова,
Просто взял велосипед
И поехал в хутор снова.
- Ну, держись, бедняга-дед.
Люди замерли в тревоге.
Через несколько минут
Показались на дороге
(Кто-то выкрикнул: «Идут!»)
Немец на велосипеде,
Дед почти бежит бегом.
Немец вслед за дедом едет,
Крепко бьёт его кнутом.
Немцы что-то закричали,
Всех построили опять,
А один, видать, начальник
Стал кнутом всех подгонять.
- Глянь, послушнее овечек,
И не смеют возражать.
Этих трое человечек:
Можно запросто бежать.
- Ишь ты, как ты расхрабрился,
Как подальше отошли.
Кто в истерике тут бился,
Успокоить не могли?
- Что-то видно плохо стало.
Ну-ка, Вов, на крышу влезь.
Я-то не залезу, старый.
Ты расскажешь, что там есть.
- Ой, кажись с дороги сходят.
Да, спустились со стены.
Осторожно ров обходят,
Встали с левой стороны,
Отошли от рва подальше,
Все одной толпой стоят.
Этот немец автоматчик
В них нацелил автомат.
Те по списку выкликают
Ровно восемь человек.
Ставят их у рва по краю
И обыскивают всех.
У старухи сняли серьги,
И часы велели снять.
Отошли шагов на девять,
Изготовились стрелять.
- Ой, смотри, они стреляют!
А в толпе раздался рёв!
Даже выстрел заглушает.
... Все почти упали в ров.
Не свалился в яму мальчик,
Он упал на берегу.
Дядя, слышишь, люди плачут?!
Я так больше не могу!
Немец к мальчику подходит,
В ров его свалил пинком.
Снова восьмерых выводят.
Не могу я, в горле ком!
Все опять упали в яму,
А один стоит живой
И с открытыми глазами,
И с поднЯтой головой.
Слышишь, громкий залп раздался?
С двух винтовок в одного.
Он немного покачался,
Но стоит и ничего.
Немец медленно шагами
Подошёл, присел чуть-чуть,
Помахал перед глазами
И толкнул легонько в грудь.
Человек не встрепенулся.
Он застыл, как столб прямой.
Так и падал, не согнулся,
В ров свалился вниз спиной.
- Так пойдёт - их песня спета.
Ну чего они стоят?!
– На лугу укрытий нету.
Всех достанет автомат.
- Как овечки, в кучу сжались,
Лишь увидели прицел.
Все бы разом разбежались –
Кто-нибудь бы уцелел.
- Рассуждать ты, Вовка, смелый,
Как сидишь среди своих.
А вот как дойдёт до дела,
Может, будешь хуже их.
- Где там Гришка, я не вижу.
Хоть бы Гришка убежал!
Мы сдружились с ним всех ближе.
Жаль, я Гришку уважал.
- Вон он с краю показался,
Почему-то обнял мать.
- Может, он с ней попрощался?
Может, хочет убежать?
Ну беги же, Гриша! Гриша!
Через выгон к камышам!
Дядя, он меня услышал,
Посмотрите, побежал!
Автоматчик понял сразу,
Но к нему рванулась мать,
Перед ним упала наземь,
Стала за ноги хватать.
Немец дуло автомата
Опустил, нажал курок...
Мать затихла виновато.
Расплылось пятно у ног.
Немец дулом торопливо
Оттолкнул обмякший труп
И, поморщившись брезгливо,
Ноги выпутал из рук.
Люди тоже зашумели.
Немцы начали стрелять
В тех, которые хотели
Вслед за Гришкой побежать.
А за это время Гриша
Добежал до камыша.
И за всем мальчишки с крыши
Наблюдали, чуть дыша.
Наконец они спустились.
Лишь один из них смотрел,
Как фашисты там бесились,
Как закончился расстрел.
Вовка очень долго плакал,
А потом лежал без сил.
Дядька Винник страшным матом
Трёх фашистов поносил.
Злобно брызгая слюною,
Пьяный Винник проклинал
Тех, кого перед войною
Он с такой надеждой ждал.
Глава 9
Ну, сынки, берём лопаты
И туда идём за мной.
- Дядя, может нам не надо,
Может, лучше мы домой?
- Вовка, кто-то это должен
Пережить, перестрадать.
Так оставить их негоже,
Будут вороны клевать.
Пацаны брели понуро,
Шли за старостою вслед,
В землю все смотрели хмуро,
В ров старались не смотреть.
Палачи сидят в сторонке,
Не глядят на копачей,
Обсуждают что-то громко,
Видно, делят свой трофей.
Винник взял землицы в руку
И три раза бросил вниз:
- Пусть земля вам будет пухом! -
Слёзы пьяно полились.
Он схватился за лопату,
Начал яростно кидать.
Мягко ком за комом падал,
Не по гробу ведь стучать.
Вовка край лопатой тронул
И столкнул комочек свой.
- Дядя, слышишь? Кто-то стонет!
Слышишь? Кто-то там живой.
- Вы друг друга не пугайте.
Застонал и умер он.
Вы, ребятушки, копайте.
Это был предсмертный стон.
Вовка ватными ногами
К месту жуткому шагнул
И туманными глазами
Робко в яму заглянул.
Видит, чьи-то ноги, руки
И застывшие черты,
Мёртвый взгляд, в предсмертной муке
Искореженные рты.
Почему не гаснет солнце?
Как же птицы могут петь,
Если эти три чухонца
Так свободно сеют смерть?!!
Вовка крепко стиснул зубы,
Дядьке своему под стать
Он схватил лопату грубо,
Начал яростно кидать.
Летом этот ров копали.
Против танков этот ров.
И не думали, не знали,
Что в него прольётся кровь.
Хуторяне говорили,
Что ещё четыре дня
Снизу стоны доносились,
Шевелилась там земля.
Глава 10
- Мама, мы сегодня с Ваней
Много рыбы принесли.
Мы ловили на Кубани,
Целый день там провели.
Есть хотим. Ты нам пожаришь?
- Петя, я хочу сказать...
- Знаю, рыбку уважаешь.
Ваня, печку растоплять!
- Мам, а где же наш Жеребчик?
Я зашёл - сарай открыт.
Я принёс кусочек хлебца,
Глядь - корова там стоит.
- Я сказать хотела, дети,
Мне пришлось его отдать.
Немцы приказали, Петя,
Всех коней конфисковать.
Он у нас уже здоровый,
Не могла я больше врать.
Пригрозили, что корову
Могут вместе с ним забрать.
- Где сейчас Жеребчик, мама?
Кто у нас его забрал?
- Тихон, староста. Он прямо
Вместе с немцем приезжал.
Он сказал, в бригаде где-то
Кони все пока стоят.
Ой, куда вы? Ваня! Петя!
Рыбку вам пожарю я.
Глава 11
До бригады путь неблизкий,
Тяжело бежать бегом.
Вечереет, солнце низко,
Ни одной души кругом.
Сердце выскочить готово,
Боль в боку, как острый нож.
И ругает Петя снова:
- Что ты медленно ползёшь?
Ваня тут ещё споткнулся
И упал, ушиб плечо.
Носом в свой рукав уткнулся
И заплакал горячо.
Только в сумерки к бригаде
Привела тропа детей.
Там во временной ограде
Увидали лошадей.
А Жеребчик ребятишек,
Видно, издали узнал,
Из гурта к ограде вышел,
Тихо, радостно заржал.
Долго мальчики ласкали,
Долго гладили коня.
Слёз своих, как ни старались,
Не могли они унять.
Ваня дал ему с ладони
Тот сухарик, что принёс.
А вокруг притихли кони
От горючих детских слёз.
Шли домой, понурив плечи
И поникнув головой.
Не смогли коня сберечь, и
Было горько от того.
Глава 12
Тихон объявил в субботу:
- Выходной даю я вам.
Завтра никакой работы!
Все сидите по домам!
Был погожий день осенний,
Было дел невпроворот,
Но сельчане в воскресенье
Отдыхали у ворот,
На скамеечках сидели
Возле каждого двора.
Шкурки семечек летели
И резвилась детвора.
Было тихо и, казалось,
Снова мирно, как в раю.
Вдруг телега показалась
У деревни на краю.
Рядом шли два полицая.
Правил лошадью один,
А второй, слегка махая,
Нёс в руке короткий дрын.
На телеге той лежали
Трое раненых людей:
Двое жалобно стонали,
Третий молча вверх глядел.
На груди у всех картонки
С русским словом "ПАРТИЗАН".
Ужас этих стонов громких
Сердце каждому пронзал.
Если вдруг стихали стоны,
Умолкал хотя б один,
Полицай бесцеремонно
Тыкал в раны острый дрын.
На задке босые ноги
Без портянок, без сапог,
Волочился по дороге
Жгут свисающих кишок...
Мир померк перед глазами...
В горле ком, в сердцах тоска...
Все глаза полны слезами.
Где ж вы, русские войска!?
Глава 13
Как-то осенью, схватился
Уж на речке тонкий лёд,
Прямо в поле приземлился
Повреждённый самолёт.
Через поле побежали
Все, кто видел чёрный дым.
Но напрасно ожидали
Экипаж найти живым.
В груду смятого металла
Превратился фюзеляж.
Месивом кровавым стало
Место, где был экипаж.
Комендант немецкий Кольвах
Соизволил сам прибыть,
Осмотрел всё и покойных
Разрешил похоронить.
Только вот не на кургане
Меж кустами пышных роз,
А в большой вонючей яме
Возле фермы, где навоз.
Часового только сняли –
К яме женщины гурьбой.
Чтоб вороны не клевали,
Труп засыпали землёй.
Плачут бабы приглушенно,
Рот прикрыв концом платка.
Трудно быть незащищённым:
- Где ж вы, русские войска?
Глава 14
В декабре всё, чаще стали
Немцы в хутор наезжать.
Птицу начисто забрали.
Любят лакомиться, знать.
А в колхозе трудоднями
Сыт не будешь, знают все.
И поэтому стадами
Разводили все гусей.
А кормить-то было нечем,
Выгоняли их на пруд.
Так и спрятать птицу легче,
Мародёры не найдут.
Шёл Шматко Павлушка к тёте.
Что за речкою живёт.
Чтобы путь был покороче,
Мальчик выбежал на лёд.
Видит - немец с автоматом.
Мальчуган остолбенел.
Немцу, знать, того и надо,
Взял мальчишку на прицел.
К полынье подвёл Павлушку,
Встать у края приказал.
Гусака поймал на мушку,
Точным выстрелом попал.
Гусь отчаянно забился,
Страшно, дико закричал,
Головой упал, и крылья
Неподвижно распластал.
Вслед за ним убиты были
Сразу несколько других.
Остальные прочь уплыли,
Не достать уж было их.
Немец сдёрнул шапку с Пашки
И раздеться приказал
До штанов и до рубашки,
Чтобы он гусей достал.
В полынье вода Павлушке
Показалась кипятком.
Трудно было быть на мушке,
А гусей собрать легко.
Он забыл, как было больно,
Как он клал гусей на лёд.
Помнит, как фашист довольный
К мотоциклу их несёт.
Лишь тогда замёрзший Пашка
Вылез из воды с трудом
Было холодно. Рубашка
И штаны покрылись льдом.
Он надел шубейку, шапку,
Еле сапоги надел
И пошел. При каждом шаге
На коленках лёд хрустел.
Долго тётка растирала
Руки, ноги, спину, грудь.
А потом под одеялом
Он никак не мог уснуть.
Всё мерещилось: огромный,
Злой, к нему идёт солдат
И со страшным дулом тёмным
В лоб нацелен автомат.'
Глава 15
Ночью возле крайней хаты,
(Дело было в январе)
Весь израненный солдатик
Появился во дворе.
Подобрали и сховали
В старой баньке за плетнём.
Что разведчик, рассказал он,
Трое было их верхом.
Не спасли, похоронили.
Тайный холмик не найдут.
Но надежду заронили:
Скоро наши будут тут.
Глава 16
Наконец загрохотала
Орудийная пальба.
Но теперь никто в подвалах
Не берёг от пули лба.
Бабы хлеб пекли для встречи
Дорогих своих гостей.
У окон сидели дети
В ожиданье новостей.
А мальчишек разве можно
Силой в хате удержать?
В дверь скользнули осторожно,
Ноги в руки - и бежать!
Собрались гурьбой у речки
Боевой держать совет.
Бьются радостно сердечки.
Бой гремит, а страха нет.
Долго спорили, решили
Выйти на гору тайком,
Ведь с горы обзор пошире,
Осмотреться, что кругом.
А поодаль в это время
По хвостам фашистских войск
Била наша батарея:
Грохот, дым, снарядов вой.
Вдруг сержант схватил с запалом
Офицера за рукав.
- Взвод фашистский! - прокричал он,
На пригорок указав.
Живо пушку развернули,
Дали залп, ладонь к глазам:
- Целы гады, лишь спугнули,
Побежали к камышам.
Командир бинокль приставил:
- Стой! Отставить! Не стрелять!
Пацанов лешак направил.
Чуть не сбили пострелят.
Бой гремит, пылает рядом,
А мальчишки, чуть дыша,
Убежали от снаряда,
Затаились в камышах.
Им поплакать бы от страха,
А у них восторг в глазах,
Чтобы матери не ахать,
Чур, не сметь ей рассказать.
Ну а сами меж собою
Вспоминали, хохоча,
Как снаряд пронёсся с воем,
Как задАли стрекача.
Радость, счастье, ликованье
И биение сердец!
Скорой встречи ожиданье:
Оккупации конец!
Дотемна напрасно ждали
В каждом маленьком дворе.
Собрались и зашагали
К батарее на горе.
Серый хлеб в тряпице чистой
И картошку в чугунке
Понесли артиллеристам,
Не дождавшись в хуторке.
- Кто идёт? - окликнул звонко
Часовой, таясь в кустах.
- Мы свои!-в ответ девчонка,
И повисла на плечах.
Слёзы радости, объятья -
Как всё это передать?
Все друг другу словно братья,
И роднее не сыскать.
Хлеб по-братски поделили
На сейчас и на потом.
Многих, жаль, не разбудили,
Спали крепко мёртвым сном.
Ели жадно и смущённо
Объясняли это так,
Что уж год определённо
Воевали натощак.
- Чьи вы, хлопцы, не кубанцы ль?
Что ни парень, то герой!
- Мы гвардейцы из Таманской
Из дивизии второй.
Глава 17
Юго-западнее Братского
Кладбищенский курган.
И решили окопаться
Почему-то немцы там.
А копать тяжеловато.
Для работы мужиков
Собирать пошли солдаты
Из соседних хуторков.
Мужики не лыком шиты,
Сговорились убежать.
Немцы ведь могли убить их
Иль в Германию угнать.
Кто не смог сбежать - копали.
Кто сбежал — укрылись все
За рекой под камышами
На нейтральной полосе.
Вдоль реки тянулся хутор.
Бабы были дома, ведь
Просто надо же кому-то
За хозяйством присмотреть.
Людям жутко было очень:
С двух сторон над головой
Били пушки, днем и ночью
Взрывы и снарядов вой.
Немцы, только ночь настала,
Вдоль по хутору прошли,
Все перины, одеяла
И подушки загребли.
Унесли к себе в окопы
На кладбищенский курган,
Чтоб свои укутать попы,
Чтобы им не мерзнуть там.
Хутор низко, там подвалы
Очень мало, кто копал.
В переулке этом малом
У Корольских был подвал.
В тот подвал набилось женщин
Аж двенадцать человек.
А в другом, чуть-чуть поменьше,
Привалило взрывом всех.
Люди все из-под развалин
Вылезали, как могли,
Горевали, горевали
И к Корольским перешли.
Стало вовсе их семнадцать.
Теснота такая - жуть.
Ни прилечь, ни приподняться
И от взрывов не уснуть.
Рядом с девушкой Еленой
В уголке сидела мать.
И была она беременна,
И вздумала рожать.
Все сидят в подвале, дремлют,
А она все «ой» да «ой».
Тихо просит дочку: - Лена,
Проводи меня домой.
Метров сто до хатки белой,
Недалёко добежать.
Но от боли то и дело
Останавливалась мать.
Попроведали корову,
Подошли они к крыльцу,
Снова схватка:
- Heт, Алёна, отведи меня к отцу!
Взяли что-то для пеленок,
Вышли через огород,
Хоть на речке лёд был тонок,
Собрались идти на лёд.
Только вдруг остановились,
Видят - немец часовой.
Видят - он их тоже видит,
Подзывает их рукой.
Кое-как доковыляли.
Мать держалась за живот.
Немцу этому соврали,
Что, мол, там она живёт.
Немец понял и поверил,
Ничего им не сказал,
Разрешил сойти на берег,
Просто жестом показал.
Лена мать держала, чтобы
Не упасть на скользком льду.
Размело на льду сугробы.
Лед трещит, они идут.
Сзади немец с автоматом.
Еле-еле мать идет.
А отец... он где-то рядом,
Он их видит, он их ждет.
Впереди под камышами
Чья-то тень и блеск очков.
Это он, он слаб глазами.
Он уже помочь готов.
- Папа, нет, не надо, прячьтесь!
Не ходите к нам на лёд!
Там немецкий автоматчик
Вас увидит и убьёт!
Мать идет и глухо стонет.
Шаг, шажок, ещё шажок.
- Не могу я больше, доня!
- Мама, близко бережок!
Ну еще чуть-чуть, ну, мама!
Но отяжелела мать
И сползла, ее упрямо
Лена силилась поднять.
Тут отец не удержался,
С полушубком подбежал,
Мать укутал, с ней поднялся,
Как дитя её прижал.
- Феодосия, родная!
Как же это? Что с тобой? –
Приговаривал, шагая
Тяжко с ношей дорогой.
Лена быстро повернулась
От родителей назад.
Немец резко поднял дуло.
Лена с ним глаза в глаза.
И стоит, раскинув руки,
Заслонив отца и мать,
А во взгляде столько муки,
Невозможно передать...
Немец был других моложе,
Лет примерно двадцать пять.
Может, детство вспомнил тоже,
Может, тоже вспомнил мать.
Постоял он так минуту,
А потом махнул рукой,
Дуло спрятал почему-то,
Мол, иди, и Бог с тобой.
В камыше была лежанка
Из того же камыша.
Мать теперь на ней лежала,
За рукав отца держа.
Заглянув в глаза отцовы,
Покачала головой:
- Там пора доить корову,
Лена пусть идёт домой.
И отец с колен поднялся,
Не подняв на дочь глаза,
Он, как мать, слегка смущался,
Обнял Лену и сказал:
- Подои корову, детка,
Дом закроешь на замок,
А потом иди к соседке,
До Корольских в погребок.
Вся в слезах Алёна снова
Молча выбралась на лёд.
Только мимо часового
Как теперь она пройдёт?
Часовой уже сменился,
Но ещё чего-то ждал.
К Лене с берега спустился,
Даже руку ей подал.
Он другому часовому
Что-то быстро говорил,
А потом её до дому
Осторожно проводил
У калитки грустно-грустно
Посмотрел в её глаза,
На прощание по-русски
«До свидания!» сказал.
Молодым хорошим людям
Не нужна была война.
Сколько тел и сколько судеб
Искалечила она!
Глава 18
Где-то в полночь тихо стало.
Перестало грохотать.
Только люди из подвала
Побоялись вылезать.
Были женщины, детишки,
Бабки, чей-то старый дед.
А в углу ведёрко с крышкой,
Если надо по нужде.
Кто в соломе, кто на стуле,
Уж кому как удалось,
Полулёжа все уснули,
Только Лене не спалось.
В безопасности подвала
Страшно было вспоминать,
Как собою заслоняла
От врага отца и мать.
И каким холодным взглядом
На неё смотрел солдат,
А когда стояли рядом,
Как был ласков этот взгляд.
Сердце девичье заныло:
«Больше встреч не будет. Нет!
Никогда!» -Девчонке было
Девятнадцать полных лет.
«Он чужой! Он враг! Дурные
Мысли нужно отогнать!»
Чтоб не так сердечко ныло,
Стала маму вспоминать.
Где-то ночью на морозе...
Что ж поделать, если мать
Лишь отцу доверить может
Эти роды принимать.
Мама в пятый раз рожает,
И всегда детей своих
Только папа принимает.
Принимал всех четверых.
На душе спокойней стало
Ей от мысли об отце.
И Алёна задремала
С тихой грустью на лице.
Но внезапно стук раздался,
Кто-то вдруг откинул люк,
Яркий свет в подвал ворвался,
Все задвигались вокруг.
Силуэт в дверном проёме
Заслонил собою свет.
Громкий голос: - Эй вы, сони,
Вылезайте, немцев нет!
Голос был убогой Кати,
Что на том краю жила.
Лишь она осталась в хате
И со всеми не пошла.
Вслед за ней отец Алёнки
Заглянул в подвальный лаз.
- Лена, у тебя сестрёнка,
Дочка, девочка у нас.
Вылезайте, люди! Ночью
Наши взяли тот курган.
Немцы все удрали прочь и
Не вернутся больше к нам!
Люди плакали, смеялись,
Обнимали всех подряд...
На дороге показались
Сразу несколько солдат.
Все притихли, присмирели,
Рассмотреть старались их:
Шапки, серые шинели –
Немцы это иль свои?
- Наши, звёздочки на шапках! –
Лена кинулась вперёд.
А солдат схватил в охапку
И расцеловал её.
Незнакомые, чужие
Люди как одна семья.
Так встречаются родные
Или близкие друзья.
Всех военных разобрали
Хуторяне по домам.
Чем богаты, угощали,
Говорили по душам.
Побежала Лена в хату
Мастерить скорей обед.
Им досталось два солдата,
А еды почти что нет.
Мать лежала на кровати,
Рядом с ней лежала дочь.
Было очень жарко в хате,
Знать, отец топил всю ночь.
- Мама, как Вы? Как малышка?
Можно на неё взглянуть?
Сладко спит, сопит чуть слышно
И причмокивает чуть.
Беззащитная такая,
Ручку вынула одну.
Спит и ничего не знает
Ни про нас, ни про войну.
Мама, ой, у нас же гости!
Папа к нам ведёт солдат.
Он сказал: «Обед готовьте,
Пусть солдаты поедят».
Я не знаю, что готовить.
Ничего у нас и нет.
А парное молоко им
Не годится на обед.
- Лена, я кусочек сала
Под кроватью в бураке
До зимы ещё сховала.
Поищи-ка в уголке!
В кладовой яичек мало,
Может, трошечки в гнезде?
Можно их с лучком и салом
Сжарить на сковороде.
Скоро сало зашкворчало,
За столом хозяин сам
Разливал из фляжки малой
Фронтовые по сто грамм.
- Выпьем, хлопцы, за победу,
И храни вас Бог в бою.
И чтоб обходили беды
Крошку доченьку мою.
Ах, как радостно на сердце!
Дочку Верой назовём.
Верю: выжили под немцем —
До победы доживём!
Глава 19
Вовка ладил снасть рыбачью.
Завтра надо раньше встать,
Может, будет лов удачный.
Вдруг вошла поспешно мать:
- Вовка, там к тебе Григорий.
Ждёт тебя, иди скорей!
Помнишь, жил на том подворье,
Мальчик чёрненький, еврей?
Помнишь, спасся от расстрела
В октябре приятель твой?
Он теперь стоит под дверью.
Надо ж, Господи, живой!
Вовка выскочил из дома.
- Гришка, ты? - стоит солдат
Молодой с лицом знакомым:
- Вовка, ну здорово, брат!
Обнялись, молчали долго,
Оба вспомнили расстрел.
Со слезами, с комом в горле
Каждый справиться хотел.
- Вовка, я к тебе по делу,
В общем, я пришёл узнать,
Кто-то спасся от расстрела?
Ну... и, как погибла мать?
- Нет, никто живой не вышел.
Мать? Она тебя спасла.
Ты когда рванулся, Гриша,
Мать фашиста отвлекла.
- Ладно, так я и подумал.
У меня остался час.
Я, наверное, пойду, уж
Очень строго там у нас.
- Подожди, а как ты выжил?
Как ты в армию попал?
Ты себе, наверно, Гриша,
Лишний годик приписал?
- Было дело. Я сначала
Голодал, но шёл и шёл.
А потом в лесу случайно
Партизанский стан нашёл.
В партизанах был вначале,
А теперь уже в строю.
К развед.роте приписали,
На довольствии стою.
Хоть в боях ещё я не был,
Но поверь, что жду я их,
С нетерпеньем жду я, мне бы
Только встретить тех троих!
И ребята попрощались.
- Жаль, что мне так мало лет, -
Вовка вымолвил с печалью,
Грустно глядя другу вслед.
* * *
А на небе над Кубанью
Вышла полная луна.
Над землёй моей израненной
Царила тишина.
2004 год