...Увидев эту шубу на краю мусорного бака, бомжиха долго и медленно бродила рядом. Серая, из натурального зайца. Мечта, побитая молью с рвaным подолом в засохшей грязи."Мне будет до пят", подумала она, почесав грязную голову.Скрывая радостный блеск глаз, с видом незаинтересованного человека, она вроде бы расслабленно оперлась о бак, быстро схватила шубу и перешла на другую сторону улицы, запихивая добычу в замызганную торбу, где носила с собой всё своё. Всё, что имела.
Ей везло в этот день - удалось заработать, и везение материализовалось в бутылку водки. А тут ещё и шуба."Заберут, конечно, к зиме, - вяло подумала она, - но хоть помечтаю. Надо жить сегодняшним днём и в настоящем времени", - и улыбнулась мужику возле ларька.
- О чём тоскуешь? - спросила она мужика, задумавшегося возле ларька с сигаретами. - Выпить хочешь?
Собственно, бомжихой она была недавно - с кем не бывает, и выглядела ещё вполне прилично. Даже документы могла показать.Да и спиваться только начинала. Так что шансы на знакомство имела великие, коль без претензий.
- Нет, ты гляди, чего люди выбрасывают, - не удержалась она и высунула из торбы кусок нежного меха с подкладкой. - Да её же очистить, подрезать, переделать - и на подиум!
- Я такого же мнения, - сказал мужик,оглядывая бомжичку с ног до головы.
- Да ты куда смотришь? - ты на это посмотри, - потрясала бомжичка мехом перед глазами мужика, - Чудо!
Порванная подкладка отошла, обнажив изнанку меха, и мужик прочитал слово "Волхвы" отчётливыми буквами.
- Когда я пьяная, - сказала бомжичка,занюхав заячьим мехом, - ничего не могу поделать, несу правду-матку.Такая беда....
- А я был пьяный, и матку порезал, - сказал мужик, в свою очередь понюхав мех, и ещё раз прочитав подпись. - А там детки...
- Да ты что?!...сидел?
- Нет. Скорняк я. Потомственный. Шубы, воротники, шапки. Чучела.
- Чучело - это про меня... - грустно сказала бомжиха, в третий раз занюхивая мехом.
- А "Волхвы" - это про меня. Всё не знал, как память о нас потомкам оставить.Подпись такую придумал - "Волхвы". Ведь и знаменитостям кроил, шил. Их воротники - это мои улыбки. Вырежу улыбку - и на них примеряю - хорошо лежит? Нигде не морщит? Теперь вот улыбаться не могу.
Бомжиха, подумав немного, спросила:
- А чего тебе не хватает для счастья? В смысле - есть у тебя мечта?
- Есть. На пляж нудистский хочу.
Не забывая о собственной порядочности, прежде, чем спустится по тропинке вниз, бомжиха запахнулась в шубу. И гордо подняв голову, вызывающе глядя, смело шагнула босиком на гравий пляжа, громко сказав;"Здравствуйте, дамы и господа!"
На нудистском пляже никому ни до чьей смелости не было дела.Дамы и господа лежали в ровные блаженные рядочки попочек и пипочек, и только слегка подняли головы, не расслышав, о мороженом или пшонке речь, - да так и опустились обратно в блаженство.
Устроившись с краешку, скорняк и бомжиха тихо осваивались, осматриваясь вокруг.
Палило солнце, пестрела галька, волнообразно вздымалась масса тел. Пахло водорослями. Думалось о вечном.
И было удивительно хорошо и спокойно.
- Вот смотри, - бомжиха прищурилась и посмотрела направо, - в библии написано, что бог создал человека по образу и подобию своему.Это что же, и у бога такое же? - показывая на голого мужчину с мобильником возле уха. Мужчина строго и энергично заговорил в трубку: "Вы кто?...ничего не знаю, собственно, всё, что по договору, нами выполнено, и позвольте Вас спросить..." Его мошонка покачивалась и подпрыгивала в такт каждому словесному ударению:бим-бом,бим-бом...Бомжиха зажмурилась и перевела их налево.
И тут увидела, как подымается на ноги другой молодой человек, держа у другого уха другой мобильный телефон. Явно возмущённый, что было видно даже по спине, он расставляет ноги, чтобы стать на гальке покрепче, и между ног внезапно падают большие коричневые яйца...
- Опа! - кричит бомжиха в том смысле, в котором на стройке кричат "бойся!", и руки её, как крылья, взлетают под - поймать, не дать разбиться...
- Ну чего, - смущённо говорит она, глядя на повисшие чуть сдувшиеся шары между стройных ног, - мы же всего лишь ребро...всего лишь ребро подобия бога...
И переводит взгляд на большую целлюлитную тётю, которую целует муж. И обнимают дети...
И ничего не надо, говорит бомжиха, даже водки...И дует милосердный ветерок, отганяя от неё от неё самой перегар...
Оглянувшись на скорняка, бомжиха видит, как краснеет и пузырится его голая беззащитная кожа..."Господи, думает она...господи...ты создал из нас свой копирайт...что ж ты хочешь теперь?...Чего ты ожидал? ...вот они мы...не отворачивайся от нас, господи - мы твоё отражение...или ты - наше?"
И из чувства солидарности со всем человечеством снимает шубу и всё, что было под...и всё, что было под. горит и светится под лучами солнца...и шумят нежностью волны, зализывая раны берега. И встаёт худое и хрупкое обнажённое "ребро" и показывает в небеса дулю...Выживем...
А потом они купаются в синем море, где из воды им подмигивают золотые рыбки, но они и не думают их ловить, потому что знают - у них и так будет всё, что нужно.
А вечером в заброшенной комнатёнке, на старой кровати, обеими руками держа член, бомжиха вдохновенно поёт в него "Алилуя любви...", а скорняк хохочет и кончает, хохочет и кончает. И сползает с него старая шкурка, и болит молодая обожжённая кожа. Это гораздо лучше, чем когда болит душа. Гораздо лучше.
Я не волхв, но смею предположить, многие захотели бы оказаться на их месте в эту минуту. Но это были бы только копии...
А потом они многое сумели пройти и со многим справиться...Потому что больше не могли знать плохого про людей...достаточно было только их мысленно раздеть, - и...некоторым даже посочувствовать. Прямо у них в кабинете. Ну или где бы-то ни было...Ах.