Он презирал ее за фальшь,
За детскую наивность мысли,
Но в холода писал ей письма,
В сердцах ломая карандаш.
Он целовал ее портрет,
Не сразу сознавая это,
А, осознав, стирал с портрета
Незримый поцелуя след.
Он часто открывал окно,
Слезами орошая вьюгу,
А осенью вдыхал с натугой
Чахотку-ветер, как вино.
И на снегу кровавый след
Стихами беспощадно сузив,
Бежал он собственных иллюзий,
При этом веря, что их нет.
А мне казалось в эту ночь,
Что в сердце ложь макнула кистью,
А ясени просили листьев,
Но ветер им не мог помочь.
Он рисовал ее глаза,
На холст рассвета душу вылив,
Но волки в ночь так жутко выли,
И ночью долго шла гроза.
Он любовался ей с икон,
Любимый образ вставив в ризу,
Но кто-то матерился снизу,
Под дых врезаясь кулаком.
И он корежил душу в кровь,
И умер он, живя без правил,
Молясь, чтоб ангел не оставил
Его невечную любовь.
А мне казалось в эту ночь,
Что чья-то ложь вспорхнула в небо,
А нищие просили хлеба,
Но я ничем не мог помочь.