Рука коснулась «иномарки»,
Но взгляд пришёлся на бомжа,
Денёк несносный, крайне жаркий,
В воде сейчас бы полежать.
«Опять, папаша, за деньгами?
Не дам, пропьёшь!» «Остынь, сынок.
Другая просьба. Твоей маме
Здесь умолчи. Мне дай зарок.
Короче: завтра, утром, бойко
Меня свезёшь в микрорайон,
Где наш гараж, былая стройка,
Где всё под снос. Пылится он?»
«Да, не снесли пока те стены.
Надеюсь, - выплатят ущерб.
Туда – зачем?» «Там довод верный
Побыть в тиши. В соседстве верб.
Молиться буду, сердцу гоже,
В грехах покаюсь, - не вопрос».
«Ты очумел? Есть церковь, всё же!»
«Пока до храма не дорос».
«Так дам ключи, шуруй пешочком!»
«Э, нет, сынок, ты нужен там.
В задумке маленькую точку
Поставить надо. Дел – на грамм!»
Стоял в кустах, невидим в мире,
Алел в рассвете ближний дом,
Скрип тормозов, он руки-гири
В салон просунул, влез с трудом.
«Что на руках твоих, папаша?
Что за вонючее тряпьё?»
«Увидишь, сын. Друг детства Паша
Кузнец отличный и не пьёт»…
Ворота, облупилась краска,
Замок со скрежетом открыт,
Взгляд ностальгически обласкан,
Душа вернулась в прежний быт.
А кровли нет, лишь остов кроткий,
Приостановленный прогресс,
И куча гравия в серёдке
С простым названьем «ПГС».
Залез на кучу. Потоптался:
«Здесь хоть сидеть, хоть танцевать!
Корытце взял?» Сын поругался,
Пошёл багажник открывать.
Чуть утрамбована площадка,
С канистры таз водой налит,
Спустился вниз по куче шатко
В штанах дырявых. Жалкий вид.
Упали тряпки с рук на землю,
Собачьи цепи обнажив,
Вмиг размотал: «Сынок, приемлю
Я кандалы, покуда жив!»
Запястья скованы металлом
Где цепи крепятся. «Зачем?»
«Чтоб не сбежать! Три дня - не мало!
Не сдохну, если не поем!
Там на конце цепей – штырёчки,
Забей их в стены, гравий где.
Дай слабину. Без заморочки
Сходить, чтоб, с кучи по нужде».
«Ну, ты даёшь, папаша, жару!
От пьянки мозг ушёл во тьму!»
«Да нет, сынок. Я божью кару
В себе несу. Чуть вес сниму.
Меня откроешь, как ты понял,
В день на чётвёртый, на восход.
Когда в лугах пасутся кони,
Когда просторы для - свобод».
Утопли в гравии колени,
Ладони сомкнуты у лба,
А по спине блуждают тени
От ив. Тиха его мольба.
Представит: на стене – икона,
Хлебнёт из тазика воды,
Не вечна тень, уходит крона,
Берётся солнце за бразды.
К полудню время. Слышен шорох.
С напряга – стоны. Только чьи?
Скребётся кто-то. Пальцы скоро
Вцепились крюком в кирпичи.
Башка им в след возникла сверху.
«Копна», лохматая башка.
Совсем седая. Может - перхоть?
Нет, что-то «перхоти» лишка.
Вот мужичок весь влез на остов,
Садится. Драный пиджачок,
Ботинки «каши» просят остро,
И в саже правое плечо.
Рука в карман, в руке бутылка,
Портвейн – дешёвка, как и жизнь,
Пригладил пряди на затылке,
Глотнул из горла. Зашибись!
«Ты как нашёл меня, Заноза?»
«Да кто б спросил! Сам в цепи влез?
И для молитвы будто поза».
«Оставь меня. Мой интерес».
«Понятно. Молишься. Занятно!
Погряз в грехах. Простите все!
Пропил ты память, там есть «пятна»,
Заполню их во всей красе.
Припомни, как на оборотах
Тебя с завода – марш, адью!
Шабашил, как, на трёх работах,
Чтоб прокормить свою семью.
И как жена, твоя подруга,
Ушла не к бедному хлыщу.
Живётся ей сейчас не туго,
Тот хлыщ так крут, аж трепещу!
И как потом сынок твой милый,
С квартиры попросил уйти.
Женился он! Доход не хилый,
Но жадность с парнем по пути.
И снова – биржа, было классно:
Искал работу в пятьдесят,
В ответ лишь кукиш с постным маслом…
Мой друг, поверь, тебя - простят!
Простит тебя семейство вскоре,
И государство. Чёрт с тобой!
На нашей свалке, на заборе,
Напишешь мелом: «Я – святой!»
Пойдём домой, Сосед! Оковы
Содрать немедля помогу,
Фрак подарю, пускай не новый,
Мы эту жизнь согнём в дугу!»
«Ты всё сказал, Заноза – фраер?
Ступай один, приду потом.
Простить себя сейчас не вправе:
Был человеком, стал скотом».
«Как знаешь, брат, «невольник чести»,
Сторонник мира, не меча.
Пусть не придут дурные вести,
Что ты подох тут. Сгоряча».
Жара на голый торс давила,
Кровососущее хамьё
Вонзали хоботы-удила,
Соревновались, кто как пьёт.
И нет, уж, сил махать руками,
И цепи весят, как бревно,
Что ночи? Жрут тебя ночами,
Поскольку лишь едва темно.
Бороться трудно с этой болью,
Слеза непроизвольно вниз
Катилась, становилась солью,
Рой комаров над жертвой вис.
На третий день, допив всю воду,
Решил тихонько умереть:
«Зачем кричать мне «SOS!» народу,
Когда судьбою правит плеть?»
В ладонь взял гравий. Сыпал в кучу:
«Смотрите, это же - народ!
Забитый жизнью, не могучий,
В отдельной груде от господ.
Вот этот камушек – рабочий.
Песчинка – я. В чём здесь вина?
Пусть маловат, собой не очень,
Таких нас нынче до хрена.
Для кучи кризис будет общий, -
Придут лопаты, жди удел:
Нас раскидают и затопчут
Кто в этой жизни преуспел.
А если, взяв цемент хороший,
Зальют – фундамент? Не труху!
Лежи в земельке в день погожий,
Держи всех тех, кто наверху»…
Вот так в словесной полудрёме,
Сидел Сосед, нёс чушь в тиши,
Не умирал и был не в коме,
В нём мысли ползали – «ужи».
Забылся в вечер. Птаха пела,
Сам - стих на камешках-углях,
Спина в укусах багровела
Под стать закату на ветвях.
Как ночь пришла – поднялся ветер,
Нагнало тучи, вспышка – гром,
Деревья гнутся в ярком свете,
Их укачало «сквозняком».
Он встал, когда сплошным потоком
На город ливень налетел.
Он закричал. Он был истоком
Стихии этой: «Я посмел!»
Цепь подмотал струной к запястью
И дёрнул с силой. Штырь – стрелой.
Рванул другой. Неистов, к счастью,
Вдобавок радостный и злой.
Прыжок на стену. Телом годный!
Уже снаружи, где - хвалы?
Исчез во тьме, такой свободный...
Влача в пространство кандалы.
И будет утро. Речка, лодки,
И кони в поле. Воздух свеж!
И куча гравия в серёдке,
На стройке лопнувших надежд...
Отбросим жалкие гримасы,
Жить будем, искренне любя,
В годах, где Яблочные Спасы,
Где всё зависит от тебя.