Мой отец был из тех, кто прядет слова.
Из себя он ткал золотую нить,
Из нее получал ковры, гобелены сказок — весь тот товар,
Что невозможно не оценить.
И на праздниках был во главе стола,
И до смертного часа не знал покой.
Его речь тянулась как патока, как смола...
Я же вышел совсем другой.
И когда ты просишь что-нибудь рассказать,
В моей голове лишь гулкая пустота,
И внезапно я двух слов не могу связать
Так, чтоб их выпустить изо рта.
Знаешь, если б не мой язык,
Я бы мог показать тебе этот мир,
Только ярче и красочнее в разы,
Населенным сказочными людьми.
Ты б узнала вскоре: в таких, как ты,
Рыжих женщинах — в каждой! — живет лиса.
И что старые уличные коты
Как на лютне тренькают на усах.
Резкие запахи имеют свой цвет и звук.
Шум крови тигра похож на рев.
И если на кладбище ночью зарыть сундук,
То в нем обнаружишь письма того, кто мертв.
Ты сидишь на кухне, молчишь и ждешь,
Фартук задумчиво теребя.
Я из кожи лезу, из всяких кож,
Чтоб сплести историю для тебя.
Ты встаешь, вздыхаешь, готовишь чай,
Мурлычешь тихо себе под нос,
И так же тихо из-за плеча
Произносишь: «Если задать вопрос
Старому камню с улицы Гончаров,
То под утро он явит ответ во сне.
Фее леса не оставляй даров,
Если не хочешь исчезнуть с ней.
Хвост жар-птицы будет светить в ночи,
Но я ни тьмы, ни холода не боюсь.
Если ты хочешь молчать — молчи,
Только будь со мной». Я смеюсь,
А ты светишь ярче весенних зорь
И рука твоя — счастье! — в руке моей.
Мы стоим бок о бок. Плетем узор,
И в нем звезды. Дыханье чужих морей.
Усталый путник, обретший дом.
Цветы сирени среди зимы.
Влюбленные в дождь под одним зонтом.
Все это — радость. Все это — мы.
Мы с тобой, милая, — суть одно, и
Пусть назавтра солнце съест крокодил,
Этот мир нас баюкает на ладони,
Пока ты спишь на моей груди.