Oh! how I love, on a fair summer's eve
Oh! how I love, on a fair summer's eve,
When streams of light pour down the golden west,
And on the balmy zephyrs tranquil rest
The silver clouds, far - far away to leave
All meaner thoughts, and take a sweet reprieve
From little cares: - to find, with easy quest,
A fragrant wild, with Nature's beauty drest,
And there into delight my soul deceive.
There warm my breast with patriotic lore,
Musing on Milton's fate - on Sydney's bier -
Till their stern forms before my mind arise:
Perhaps on the wing of poesy upsoar, -
Full often dropping a delicious tear,
When some melodious sorrow spells mine eyes.
Как я люблю в прекрасный летний вечер,
Когда зальется золотом закат
И облаков серебряный каскад
Влекут зефиры нежные беспечно,
Уйти от тяжких дум, расправить плечи.
Забыть печали, внутренний разлад,
Упившись прелестью лесных рулад,
С Природой воедино слиться в вечность.
Огнем патриотизма дух зажечь
И вспоминать в порыве умиленья
О Мильтона судьбе, и гробе Сидни.
Иль на крыле поэзии увлечь
Себя в мир сладких грез и вдохновенья,
Не сдерживая скудные слезинки.
To a Friend Who Sent Me Some Roses
As late I rambled in the happy fields,
What time the sky-lark shakes the tremulous dew
From his lush clover covert; - when anew
Adventurous knights take up their dinted shields:
I saw the sweetest flower wild nature yields,
A fresh-blown musk-rose; 'twas the first that threw
Its sweets upon the summer: graceful it grew
As is the wand that queen Titania wields.
And, as I feasted on its fragrancy,
I thought the garden-rose it far excell'd:
But when, O Wells! thy roses came to me
My sense with their deliciousness was spell'd:
Soft voices had they, that with tender plea
Whisper'd of peace, and truth, and friendliness unquell'd.
Другу, который прислал мне розы
Бродил по полю как-то допоздна
И зрел, как птицы стряхивают росы
С цветущих пышных медоносов,
И поднимается щитов волна.
Но вдруг предстала среди них – она,
Благоуханно-царственная роза!
Как жезл Титании, апофеозом -
Явленье стало, так была красна.
И растворяясь в дивном аромате,
Я мнил, садовой розы он нежней.
Когда ж, Уэллс, твои узрел… в усладе
Лишился дара речи, неземней
Казались мне. Их шепоту с отрадой
Внимал о дружбе до скончанья дней.
To My Brother George
Many the wonders I this day have seen:
The sun, when first he kist away the tears
That fill'd the eyes of morn; - the laurel'd peers
Who from the feathery gold of evening lean; -
The ocean with its vastness, its blue green,
Its ships, its rocks, its caves, its hopes, its fears, -
Its voice mysterious, which whoso hears
Must think on what will be, and what has been.
E'en now, dear George, while this for you I write,
Cynthia is from her silken curtains peeping
So scantly, that it seems her bridal night,
And she her half-discover'd revels keeping.
But what, without the social thought of thee,
Would be the wonders of the sky and sea?
Моему брату Джорджу
Наш чудный мир не жаден до чудес:
Я зрел, как солнце прогоняло слёзы
В рассвета час, как трель многоголосо
Неслась, звеня, до самых до небес.
Как вовлекает океан в процесс
Пещеры, скалы, штили, бури, грозы –
Их глас таинственный среди утёсов
Влечет к раздумью в пелене завес.
Вот и теперь, брат Джордж, пока пишу,
Взглянула Цинтия из-под вуали;
Прекрасная - подобна миражу,
Зовет в свои таинственные дали.
Но что мне чудо-миражи, моря?
Без мысли о тебе день прожит зря.