Только бедная, тёмная воля.
Только ты, заоконное поле -
в арестантских плешинах жнивьё.
Что же сердце
цепляется-стонет?
Неужели так дорого стоит
пестрядинное это шитьё?
Эх ты, бабка, тишком выпивоха.
Обошла суматоха-эпоха,
да убыток, видать, не велик.
Отошли дорогие подруги.
Отплели. Не плетут руки-крюки
своевольный огонь-половик.
Приезжали однОва студенты
да и снова - всё те же студенты.
Нрав их громок. А образ их дик.
Ровно черти, прости меня боже.
И заладили черти всё то же:
не отдаст ли она половик.
Городской колбасой угощали.
После - денег карман обещали.
А с деньгами куда как житьё!
Что же сердце цепляется-стонет?
Неужели так дорого стоит
пестрядинное это шитьё?
Скажет: с Богом! Накинет крючочек.
Сядет к печке. Сомнёт фартучочек...
И до утречка так просидит.
Ночь-трясина, как боль, бесконечна.
А луна, как всегда, подвенечна.
И судьба за спиною сипит.
... Только тёмная, бедная воля.
Только ты, изломавшее поле,
в лишаях да плешинах жнивьё...
Что же сердце
цепляется-стонет?
Неужели так дорого стоит
невесёлое наше житьё?