Был ветер в эту ночь и злобен, и колюч;
Он бешено ревел, как будто хищник дикий,
И мчались над землей каскады низких туч.
Неслись издалека громов зловещих крики,
И молнии стрела, обрушившись с высот,
На волжскую волну отбрасывала блики.
Из этих вот степей отправившись в поход,
Нещадно Бледа жег германские деревни, [1]
Несчастия плодил, руины и сирот.
Там два монаха шли степной равниной древней,
Закутаны в тряпье поношенных сутан,
По бездорожью путь торили многодневный.
Из них годами был постарше Иоанн,
Второй же звался Петр – апостольское имя;
Два странника в ночи из сопредельных стран;
Шли к варварам они чащобами глухими,
Кому волчица мать, кому отец монгол,
Чтоб гуннам принести в своей великой схиме
Неведомый для тех Божественный Глагол;
Был изган Иоанн из блудного Царьграда,
Отринув грех мирской, из Рима Петр пришел.
Погревшись у костра среди ночного хлада,
Опять пускались в путь к окраине земли,
Без страха и тревог, ведомы словом «надо!»;
Их за ноги порой хватали ковыли,
Но старики брели, снося удары градин,
Беседу меж собой неспешную вели.
Промолвил Петр: «Лежит меж двух огромных впадин,
Меж Похотью и Злом, когда-то славный Рим:
Кто там не развращен, жесток и беспощаден.
Монарха и толпу – движением одним
Уносит за собой могучая лавина
Туда, где над котлом струится вечный дым».
Рек Иоанн: «Чума на город Константина –
Он веры был оплот, а ныне сеет смрад,
Ни Духа не страшась, ниже Отца и Сына!
Несчастна та страна, где карлики царят;
Юн Феодосий всей империи на горе; [2]
Один мужчина там – и тот, увы, кастрат. [3]
И пользуется тем ересиарх Несторий, [4]
Что явно наущен презренным Сатаной,
Безумие неся, Учение позоря.
О Боже, час настал! В крови у мира гной,
А в душах у мирян скопились столько яда;
Послушай же! Созрел для жатвы мир земной.
Пошли сюда жнеца! Не ведая пощады,
Пусть грешников разит и вниз кидает он
До той поры, пока не треснут стены ада!
Да не смутит его ничей предсмертный стон!
Да совершится месть серпом из Божьей стали!
О милости забудь! Пусть будет грех казнен!»
Петр выдохнул: «Аминь!». Они шагают дале.
Вот снова хлынул дождь – холодный, проливной,
Сквозь рубища тела монашеские жаля.
И вдруг предстала им, освещена луной,
Руина древних лет, без окон и без крова,
С единственной еще стоящею стеной.
А ветер в стену бил, все снова бил и снова.
Нахмурясь, Петр сказал: «По-моему, вот-вот
Обрушится стена, и погребет любого,
Кто, утомлен путем, в развалинах уснет –
Проснется он в огне гееннского подвала.
О сколь же был бы, брат, печален сей исход!»
«Ты прав», – сказал собрат. Но сквозь удары шквала
Раздался громкий Глас над ужасом ночным.
Он повелел: «Стена, стой крепко, без обвала!»
Сказавший те слова был смертному незрим,
Но Голос был красив, и сила в нем звенела...
Кто говорил – Господь иль Божий серафим?
Колена преклоня, взирая оробело,
Застыли старики меж сумрачных теней,
И Голос вновь сказал: «Стена, останься целой!»
А Демон град метал, ярился все сильней,
И молнии с небес хлестали, словно плети;
Но только ни один не дрогнул из камней.
Петр стену оглядел в неверном лунном свете.
«Смотри!» – воскликнул он. У каменной плиты
Спал мальчик на земле, атаки не заметя.
Спал! И они к нему спешат, разинув рты:
«Как звать тебя, дитя, кого Господня сила
От бедствия хранит? Поведай нам, кто ты?»
Ребенок, пробудясь, ответил им: «Аттила».
[1] Бледа – вождь гуннов с 434 г., старший брат и соправитель Аттилы, убитый им ок. 445 г.
[2] Феодосий II (401– 450) — император Восточной Римской империи. Никогда не держал бразды правления государством в собственных руках: в 414 г. регентом при малолетнем монархе была объявлена его сестра Пульхерия, затем большое влияние на государственное управление оказывала его жена Евдокия, позднее Хрисафий.
[3] Кастрат – евнух Хрисафий, в 440-х годах любимец и доверенное лицо Феодосия II.
[4] Несторий (после 381 – ок. 451) – архиепископ Константинопольский в 428–431 гг., основатель несторианства, течения в христианстве, осужденного как ересь на Эфесском соборе в 431 году.
http://fr.wikisource.org/wiki/L’Enfant_(Mend;s)