А где Сперанский? Где заступник?
И Батенькова ждал арест,
коль государственный преступник-
изволь нести свой тяжкий крест.
Вот уголовным приговором
( хоть никогда не звался вором)
в разряд был третий отнесен:
план мятежа де им внесен.
Хоть вечно-каторжные муки
заменены на двадцать лет,
коли в Сибири есть подруги,
значит сюда дороги нет!
Побыв чуть дольше года в форте,
там, где Ботнический залив,
причислен к славной той когорте,
людей, о коих сложен миф.
Но он с тюрьмою не смирился,
злой воле вновь не покорился,
царю Сперанского не выдал
и гневу выхода не дал:
Как декабристам суд настал
рукой царя Сперанский стал,
сам разработал приговор
для всех, входящих в заговор,
сам по разрядам их разбил
и участь лишь усугубил!
А Петропавловская крепость
умела заводить друзей
и Батеньков, как важный гость,
был вынужден общаться с ней.
В себе несла она все время
идей свободных тяжко бремя.
Так в Алексеевском равелине,
не существующем уж ныне,
в каморке шесть шагов на десять
о воле мог он только грезить.
И здесь провел семь тысяч дней
умнейший сын Сибири всей.
Да чтоб не потерять рассудка,
( а как его не потерять,
коль царь тебе доверил чутко
одну лишь Библию читать?)
Шестью владея языками
(что теперь редкость между нами)
вот что придумал Гавриил
и в жизнь тюремную внедрил:
Елагин (друг отличный был)
тех Библий много раздобыл.
Своим мозгам нашел работу,
псалмы древнейшие сличал,
все разночтения замечал,
что поддавались переводу.
Кроме духовных размышлений
себя гимнастикой занял
и от усердных упражнений
он стойку на руках стоял.
Однажды в камеру мышонок
случайным образом попал,
обрадовавшись как ребенок,
с ним Гавриил возиться стал.
Подкармливая, постепенно,
к себе настолько приручил,
что вел беседы с ним степенно,
сидеть в ладони научил.
В течении немногих лет
у Батенькова был сосед.
Все разговоры с заключенным
царь караульным запретил.
и стенам, напрочь закопченным,
лишь лампы скудный луч светил.
Она чадила, да шипела
и Батеньков за все пять лет
(царям до узников нет дела)
почти дневной не видел свет.
Все чувства и переживания
он выражал в стихах своих,
где излагал души признания
для тех, кто был еще в живых:
"Скажите, светит ли луна?
И есть ли птички хоть на воле?
И дышат ли зефиры в поле?
По-старому ль цветет весна?
Ужели люди веселятся?
Ужели их, их не страшит?
Друг другу смеет поверяться
и думает и говорит?
Не верю..."
И, отбывая наказание,
царям он молвит в назидание:
"Вкушайте, сильные, покой,
готовьте новые мучения!
Вы не удушите тюрьмой
надежды светлой воскресенья".
(продолжение следует)