А я влюблена в нашего общего друга, представляешь?
В того самого, у которого глаза золотисто-карие, тигриные, продолговатые, долгие, вечные, чуть желтоватые.
И улыбка беспечная.
Он знает, как нужно жить не понаслышке -
Жизни истину он вычитал в книжке,
Надеюсь, что умной.
Другие он не открывает
И правильно поступает,
И это разумно.
Он знает, кого надо любить и за что презирать,
Кого ненавидеть, а кого прочь изгонять
Из своей непотрепанной жизни.
Представляешь, в того, что без вредных привычек.
Проводит свои дни обычные
В размышлениях о бесконечном.
Пишет стихи непривычные
Для тонкого филологического слуха.
Они мое царапают ухо,
Но я завяжу свои мысли потуже
(Ведь я пишу еще хуже).
Грезит о девушке чистой и непорочной,
Не подозревая, что она – подруга знакомой общей
Нашего общего друга.
Смотрит сквозь лица, курит сквозь папиросу.
Ах, да! Он же не курит! Он не из тех отбросов,
Беспощадно губящих себя в надежде успешно жениться,
В большом городе закрепиться.
Он не смотрит на лица,
Ненавидит лениться
И мечтает всего сам честно добиться.
Всего. Кроме меня.
Не сомневайся, что моя любовь к нему сохранится.
Время повременя.
Привет, а я все еще влюблена в нашего общего друга, помнишь?
В того, у которого ямочки на щеках сверкали и щеки пылали, когда он улыбался.
Он всегда шел вперед и не сдавался.
Кроме любви, тут он всегда оступался.
Помнишь, в того, о котором мечтала,
Писала баллады, стишата, романы,
Тома пятитомные со вступлениями, словарями и примечаниями.
Письма огромные – бумагу переводила, деревья губила, а потом изводила себя замечаниями.
И в отчаянии пыталась бежать за ним,
За тем, кто писал с многоточиями,
В надежде мое сердце полностью уничтожить и обесточить.
Я отчаянно пыталась бежать за ним,
За нашим общим другом, в которого я уже век влюблена, веришь?
Пройдут годы, я, должно быть, умру
И тогда ты спокойно ему мою тайну доверишь.