- А что же он молчит-то, ваш Георгий?
Собрание бурлит, а он безглас,
Как санитар на сотой вахте в морге,
Что он молчит? – я спрашиваю вас!
- Молчит, и правильно! Зачем
Ему мешать «хорошим людям»?
Позволив высказаться всем,
Мы много истин раздобудем.
- Ах, «истины»? Унизите героя,
Расписывая с живостью других.
И так уже по крайней мере трое –
Отменного пошива и покроя,
А ВАШ на этом фоне просто псих.
- Ага, а что я говорил?
Вы ж мне не верили, однако.
А вам наш «псих» был тем и мил,
Что бузотёр и забияка.
Вот он озлился на людей
И говорить не хочет с ними.
Но люди – в ясности своей,
А он - в каком-то мрачном гриме.
Коль не герой вы, не злодей,
То, значит, Серость ваше имя!
Но вам сей факт не осознать,
И потому вы одиноки.
Вините в том отца и мать,
Родню и всю людскую рать,
И, если есть у вас тетрадь,
То это выплеснется в строки.
Есть у «гонимого» талант,
Но тот направлен внутрь куда-то ,
И вот живёт, как иммигрант,
Сей сочинитель-дилетант,
Тоской по «личностям» объятый.
Про «экце хомо» говорит,
Но в нескончаемой обиде,
Не знает этот индивид,
Каков тот «экцехом» на вид,
Так что, увидев, не увидит.
И вы, решив, что хомо – он,
Теперь увидели свой промах.
Здесь ваших «хомо» - легион,
У всех и вид, и едкий тон,
И масса признаков знакомых.
Да взять любую из девиц -
Чем не воительница Жанна?!
Чуть-чуть измените девиз
Девицы той, из Орлеана,
Потом из сонмища актрис
Возьмете ту, что вам ЖЕЛАННА…
- Остановитесь! Вас опять заносит!
Мне Жанна никакая не нужна!
В моём невинном, в сущности, вопросе
Звучала мысль одна, всего одна!
Вопрос мой на другой ответ рассчитан,
Скажите только, почему молчит он?
- Не провоцируйте меня,
Героя психом называя,
Ведь он мне все-таки родня,
А не фигура игровая.
И знаю я, что он речист,
Но только общества страшится.
Как режиссёр и сценарист,
Должны вы помнить те страницы,
Где я нещадно обнажал
Его застенчивости корни.
В него вонзались сотни жал,
Когда еще совсем был мал,
Вот потому он не нахал,
А часто и овцы покорней.
Но выступать – что острый нож:
Тогда он очень нехорош,
Дерзит, «бурОвит чё попало»,
Когда ж поднимет он дебош,
То может даже на ВЕЛЬМОЖ
Лететь с копьём, подняв забрало.
Тогда он точно – чистый «псих».
Но через час, что агнец, тих.
И самого себя стыдится,
Как согрешившая девица.
Весьма начитанный … дикарь,
Благовоспитанный … невежа,
Добропорядочный … бунтарь
И деревенский пономарь,
И клоун малого манежа,
Поэт и мученик… Да где же
Найдете вы еще, милсдарь»* (* милостивый государь)
Столь нетипический типаж?
Ведь только он украсит ваш,
Простите, киноэпатаж.
- Ну, хорошо! Меня вы пристыдили:
Забыл опять, что автор – «филозОф»* (*стар. произнош.)
И что в его иезуитском* стиле (* здесь: в двусмысленном)
Симпатии лежат за ширмой слов…
- Ну, поострили, и шабаш,
Пусть говорит наш персонаж,
Покаместь в недра дневника
Не вторглась чья-нибудь рука.
Стал я вовсе «глухарём»:
Днями целыми «токую».
Мы с напарницей вдвоём
Те же крепости берём –
Украшаем даль степную,
Строя наш «аэродром».
ОтпластАем, скажем, АР,
Тут же рвём пласты с другого.
Не сказав худого слова,
Отшиваем наших бар.
Раз пристали к нам Багрова
И другая из Тамар,
Но земля уперлась снова:
«Не даёт снимать покрова».
Проваландались* полдня- (* валандаться – медленно делать ч.-л.)
Измотала их стерня!
Мы ж с Тамарой хоть бы хны
На капризы целины.
«Анна-Ванна», побывав
Пару суток, - упорхнула.
И опять, поправ Устав,
Гидра ропота и гула
Стала вверх расти стремглав.
Пан Аксюта, как удав,
В боевые свился кольца,
Хвост задрав в защиту прав
«Инженера-комсомольца»
Дядя Паша, присмирев,
Стал нейтральнее нейтрино.
Провонял наш дом, как хлев,
И засалились «перины».
Мне понятнее стал гнев
Непомывшейся девчины.
Не улучшилось с водой,
Бригадир молчит про баню.
Грязный, потный и седой,
Подгоняет день-деньской,
В уши криком барабаня.
На току полно зерна,
В головах полно половы*. (*остатки соломы и колосьев)
От темна и до темна –
Настоящая война,
Как завещана она
Партначальником суровым.
... А десятого числа
Ток стал больше стадиона,
И на весь простор легла
Тень моей лихой персоны.
Рядом с ней – поменьше тень:
Дорогой моей Тамары.
Налетай, кому не лень.
Поздравляй нас под фанфары!
Но никто не подошёл,
Не потискал рук героям.
Ладно, чуткий комсомол,
Сами праздник мы устроим!
Завтра я возьму «отгул»,
Дам «отгул» Тамаре тоже,
И пускай поднимут гул
Эти сливки молодёжи!
Мы уйдем за косогор,
Радость нашу не скрывая,
И пусть «бражка»* деловая (*от слова «братия»- пренебр.)
Сочиняет всякий вздор.
Ну, ты, Жора, - молоток!
Как всё здорово придумал!
Мол, возьму отгул за ток,
В увольнение пойду, мол.
Справедливо и смело,
Необычно и красиво!
Коллектив – тебе на зло,
Ты – на радость коллективу!
В путь-дорогу, пилигрим!
Дело только за одним
Пустячком, как говорится, -
Чтобы эта «ученица»
Полетела, словно птица,
За «учителем» своим.
- Слушай , Тома, - я сказал, -
Мы ведь праздник заслужили…
Не устроить ли нам … бал?
На двоих.. И в новом стиле…
Ты пойми… я не нахал…
Ты со мной согласна? … или?
- Не нахал! Я подтвердила!
- Завтра в степь пойдёшь со мной?
- Да, товарищ заводила,
Я и тут напарник твой!
- У меня хороший план,
Нет в нём хитрости и фальши:
Просто мы покинем «Стан»,
Ото всех уйдём подальше.
Может, сыщется вода –
Ручеёк , родник, болотце.
Хоть стоит она, хоть льётся,
Мы с тобой не господа
И без всякого стыда
Смоем грязь… Согласна? - Да!
- Ну, напарник, ты – мечта!
Я ПОЙДУ с тобой в разведку!
Завтра двинемся в места,
Где народ бывает редко.
Посидим, поговорим,
ПовдыхАем ароматы.
Я ведь, Тома, нелюдим,
Если люди пошловаты,
Но бываю и другим,
Что, конечно, поняла ты.
- Ты у нас совсем другой,
Не такой, как те… бедняжки,
И не хочешь под дугой
С ними ржать в одной упряжке.
Но до завтра, милый мой!
А ведь завтра будет бой!
Будет бой, и очень тяжкий.
Только помни: я с тобой!