И ночь. И не пели ещё петухи.
И тонкие звёзды мерцают.
И, словно всему отпуская грехи,
Кладбищенский сторож читает стихи...
Кому в темноту он читает?
Но всё осторожно приблизилось вдруг,
Цветы распрямились, как свечи,
И нитку сигнальную тронул паук,
И сетка его резонирует звук
Живой человеческой речи.
Густые оградки, надгробий холмы
В единой кладбищенской скорби
На голос волною вползают из тьмы,
Как будто земля напрягает умы,
Чела рукотворные горбя.
И чудится вдруг: пониманья полна
И, более тайны не знача,
Из тёмных покровов могильного сна
К живому слух вытянула тишина
Навстречу, взволнованно зряча.
И каждый оттенок ночного стиха
Ей - смысл, стократ отражённый...
И длится здесь жизнь, продолжаясь, пока
Далёкий и призрачный крик петуха
Вновь час не означит ей сонный.