Кротость иль ярость в любви
К собственности зависят
От комнат, в которых ты,
Друг мой, живёшь, родился.
Имею в виду количество
Комнат. Живёшь в одной –
Значит, ты бессеребренник,
Будда, с немой душой,
Походя лишь участвующий
В косных перипетиях
Похоти и пристрастия
К собственности. Свои иль
Чужие дела и вещи –
Это тебе не важно.
Мена возможна при случае.
Мысли – вот та поклажа,
С которой ты неразлучен.
За мысли любому в глотку
Всегда ты готов вцепиться.
А в остальном хрущёвка –
Колыбель коммунизма,
Стартовая площадка
Полётам во чисто небо,
Спуска на парашюте
Прямо на пух подушки,
Чтоб без захода в нужник
Грезить на всю катушку.
Паршивая собачонка,
Брошенная человеком,
Прям под моим балконом
Роется, что-то шарит.
Свистишь ей: «Фьить! Шарик! Шарик!»
А она вам: «Какой я Шарик!
Я – Леопольд Яковлевич
Магазинер. Служу в Спёрбанке».
«В Сбербанке, хотите сказать?»
«Отстаньте, такую мать.
Не видите, что я занят?!
Я сущий антропный принцип
In nuce, к тому же боса.
Картавлю? Так после пол-литра я
Всегда говорю с прононсом.
Давайте-ка вместе «ура» кричать.
Три-четыре: уа-а-а-а!..» В испуге
Вскакиваешь и в губы,
Словно в хребет селёдки,
Вонзаются твои зубы.
Спасаешься валерианкой.
Думаю, что и Будда
Под своим знаменитым дубом
Трясся в кошмарах студнем.
А после пол-литра водки
Любое дерево – Бодхи.
И всё же, при всех раскладах,
Хрущёвская малометражка –
Дело. Пусть только мера
Блюдётся всегда. Коммуналка
Воняет уже Диогеном.
Воняет уже скандалом.
Хотя справедливости ради
Скажем: у нас в парадном
Тоже свои есть гады.
Это о квартирантах.
Коренные почти все вымерли,
Пропились все и постарели.
Новые же – это выродки.
Чечётку стучит наследник
Вверху, и внизу балдеют.
Там пьют, только не хаому ль?
И вот же, придя в экстаз,
Ревёт там какой-то омуль:
«О Боже, помилуй нас!
Помилуй, Иисус!..» – и стоны
С овациями взапуски.
Какие-нибудь мормоны
Иль пятидесятники
Там логово соорудили,
И я им почти что бог.
Их руки ко мне устремились,
Ощупывая потолок.
Меряют глубину
Душ – у мужчин и тел –
У женщин. Хороший куш!
Словом, идут ко дну,
Веруют же – что вверх.
Други, не нужно грома!
От вас голова болит,
Наверно, у целого дома.
Старик, чей радикулит
Давно его зверски мучит,
Мне жаловался на вас.
Сказал, что, спускаясь с кручи*, (*с пятого этажа)
Чуть тоже не впал в экстаз.
Но тщетны увещеванья,
Коли башка баранья.
Опившиеся сектанты
Пляшут как корибанты.
Становится не до Канта
В такое время, не до Гобино.
Главное, что не деться
Никуда. Что же остаётся?
До пояса лишь раздеться
И со взбешённым сердцем
Морды пойти набить им.
Но сила интеллигентности
Давит. И как Кириллов,
Которому всё едино,
Уходишь в себя, и брови
Насупливаешь, и крови
Около пяти литров
Тихо бегут по жилам.
Так и проводишь ночи.
Это что нам, служилым,
Дома бывать, со срочной
Отпущенным; всё равно, что
Сталкеру в его травах.
Утром же, рано-рано,
Как ни в чём ни бывало
Очнёшься, и тишина
Внутренняя равна
Внешней. Вот вам Нирвана.
Вот вам метода. Вот вам
Банке консервной ода.