Уютное маленькое кафе в центре города наполнено ароматом кофе и гулом голосов. Я занял столик в дальнем углу, чтобы видеть дверь и огромные окна, за которыми люди спешили по своим делам. Улыбчивая девушка приняла заказ и удалилась на кухню.
Я ждал, откинувшись на спинку кресла, крутил в пальцах телефон.
Через некоторое время на столе появились две чашки зеленого чая и кусок малинового пирога. Они принялись ждать вместе со мной.
Пальцы сами собой набрали короткую смс: «Торт тебя заждался».
Через некоторое время колокольчик над входной дверью звякнул. Я поднял взгляд, а затем и руку, привлекая внимание девушки в дверях. Она увидела меня и, улыбнувшись, направилась к столику. Я поднялся ей навстречу и заключил в объятия:
- Привет! Здорово выглядишь!
Я отстранил ее, оглядывая с ног до головы. Она кокетливо повернулась вокруг своей оси, демонстрируя красивые ножки и стройную фигуру:
- Вот так вот!
- Да, отлично. Давай еще раз!
Она рассмеялась, я помог ей снять коричневое пальто.
Мы сели за столик, напротив друг друга.
- О, тортик! Как же я мечтала о нем весь день!
- А я думал, ты мечтала о встрече со мной.
Она улыбнулась, протянула ладони и засунула их мне в рукава:
- У меня замерзли руки.
Я взял ее ладони в свои и стал дышать на них.
- Лучше?
Кивает. И смотрит на меня почти с жадность, как смотрят на тех, кого давно не видели и по кому давно скучали. Думаю, я смотрю на нее точно так же.
Она тянется ко мне через стол и проводит пальцами по волосам на висках, давно уже покрытых сединой, затем ее рука касается морщин возле глаз и над переносицей, изучая каждую по отдельности.
- Совсем старый, - говорю я.
Она качает головой:
- Ты красивый. Я так давно тебя не видела. Сколько времени прошло?
- Почти год.
- Кажется, что не меньше пяти лет.
Я кивнул. Мне тоже так казалось.
Мы были знакомы три года. Сначала были любовниками, потом – друзьями. Точнее, это я дружил. Я догадывался, что у нее все еще оставались чувства ко мне, хотя она предпочитала не демонстрировать их, даже ходила на свидания с другими. И я делал вид, что ничего не замечаю. Мы проводили много времени вместе. Ходили на выставки, готовили блины, валялись в кровати. Как друзья. Нам всегда было весело вместе, мы заканчивали друг за друга предложения. Мы даже иногда спали в одной кровати. Мы говорили обо всем на свете, даже о самых болезненных и личных вещах. Кажется, у меня не было человека ближе. И когда я стал воспринимать ее как данность, как нечто само собой разумеющееся, что будет у меня всегда, она ушла.
Помню тот вечер. Мы смотрели вместе какой-то фильм у меня дома, забравшись в кресло. Она была вялой, без своих обычных шуточек. Я попросил ее взять одеяло с кровати, чтобы укрыть нас обоих. Она потянула его и на пол шлепнулась вскрытая упаковка от презерватива.
И тогда она стала плести что-то про то, что ей пора домой, что у нее дела и рано вставать. Мне удалось поймать ее в коридоре, надевающую кроссовки:
- Что? Эй… Что с тобой такое случилось?
Я взял ее за плечи, поглаживая их.
Она выпрямилась, но не поднимала лица, качала головой и всхлипывала. Ей понадобилось время, чтобы произнести шепотом:
- Я больше не могу…
- Чего не можешь? Ну, что ты?
Пауза. И еще немного сил, чтобы продолжить:
- С тобой больше не могу… Прости меня, пожалуйста, но я больше не могу…
Я долго прижимал ее к себе, а она плакала и все извинялась. Тогда я понял, как она все это время мучилась, как на самом деле ей было больно. Она говорила, что ей нужно время, чтобы «отлипнуть» от меня. Что когда у нее пройдет «это», мы снова сможем общаться, и все будет хорошо. Что на самом деле она не прощается со мной. Я не знаю, кого она хотела убедить – меня или себя. Она будто спрашивала разрешения.
И я разрешил.
Я сказал «хорошо, конечно». И отпустил ее. Мы не встречались практически год. О, это была настоящая ломка. Мне вдруг стало не с кем говорить.
И вот, неделю назад, она позвонила мне. Мы проговорили пару часов, я рассказывал ей о том, как изменилась моя жизнь, где я успел побывать и что сделать, о преобразившихся взглядах на мир, на себя, на все вокруг. Она слушала этот поток слов, не пытаясь его прервать. Потом предложила встретиться здесь, в этом кафе, сегодня.
И вот сидит напротив меня, повзрослевшая, похорошевшая, спокойная, а кроссовки заменили сапоги на каблуках.
Было несколько женщин за этот год. Но не было близости. Теперь я ощущал это особенно остро.
Я смотрел, как она доедает свой чизкейк.
- Кажется, я рассказал тебе каждый день прошедшего года. А ты отмалчиваешься. Что нового у тебя?
Пустая тарелка проследовала к краю стола.
- Ну, все здорово, на самом деле. Есть интересная работа. Есть интересный мужчина. И интересные планы на будущее.
- Это какие?
- Я уезжаю. Переезжаю в Москву в конце этой недели.
- Что ты там забыла?
- Мой мужчина оттуда… он позвал, и я согласилась. Я выхожу замуж весной, представляешь? Сама не верю, но… вот так.
Кажется, она была смущена. Тараторила и избегала смотреть мне в глаза, изучая чаинки на дне чашки. Пальцы нервно выстукивали дробь по столу.
- Скажешь что-нибудь? – нервная улыбка.
Я знал, что должен ей сказать.
Я должен сказать ей, что этот год для меня был все равно, что ад. Мне надо было рассказать о бессоннице, мучавшей меня первые месяцы, и о том, что иногда я прятался за углом ее дома, чтобы просто убедиться, что с ней все в порядке. Что я занялся бизнесом, чтобы отвлечься, ради развлечения. А в итоге стал неплохо зарабатывать. Я должен был накрыть ее ладонь своей и сказать: «прости, что отпустил тебя тогда, прости, что был таким глупым, таким идиотом. Мне понадобилось с тобой расстаться, чтобы понять - я не хочу расставаться».
Но разве это было бы честно? У меня был шанс. На самом деле, у меня была целая орда шансов. И я все их пустил коту под хвост. А теперь она кажется… спокойной. Честно ли заставлять ее выбирать? Снова мучить? И, главное, будет ли она счастлива со мной?
Я должен был сказать, что будто целый год задерживал дыхание. И только последнюю неделю я дышу.
Я накрыл ее ладонь своей и, наконец, заглянул в глаза. В них была тревога. Кажется, она боялась моих слов и одновременно ждала их.
Немного помолчал, а затем произнес:
- Я очень, очень счастлив за тебя.
И она улыбнулась мне в ответ, выдохнув.
Мягко выруливаю на пятачок асфальта перед ее парадным и глушу мотор. На улице совсем темно. Только тусклый фонарь освещает кипы желтых листьев на асфальте. По лобовому стеклу бьют капли дождя. Я втягиваю в легкие воздух автомобиля, смешанный с ее запахом, и вспоминаю нашу первую общую осень. Тогда не было ни машины, ни бизнеса, набирающего обороты. Была непонятная тоска, безнадежность и она, удивительно разбавляющая своим присутствием все это. Тогда у нас еще было что-то вроде романа. Так, одно недоразумение. Мне не хватило чего-то, чтобы превратить это в отношения. Может, смелости. Может, желания. Я провожал ее домой и под ногами шуршали листья. Воздух был совсем осенний, холодный. И она всегда мерзла. Возле парадного мы долго прощались, стоя напротив друг друга, немного на расстоянии. У меня часто возникало ощущение, что она не знает, как попрощаться со мной, и никогда не решится сделать это первая. Тогда я говорил ей: «Ну, поцелуй меня уже». И она поднималась на цыпочки, опираясь ладонями мне на грудь.
- Здорово, что ты теперь на машине. Ты так об этом мечтал, - она проводит пальцами по чуть запотевшему изнутри стеклу. От звука ее голоса окружившие меня призраки прошлого отступают. Я чуть улыбаюсь:
- Идем?
Она кивает, и мы выходим в эпицентр осени. Медленно доходим до парадного и встаем напротив друг друга, как прежде. Вокруг очень тихо. Она смотрит на меня, чуть улыбаясь, но в глазах почти паника. Я стараюсь вобрать в себя каждую ее черточку, жадно скольжу взглядом по лицу.
Мне хочется сказать, как много значит она для меня, как много значит то время, что она подарила мне. Но с губ срывается только тихое:
- Ты же будешь с ним счастлива?
Некоторое время она молчит, блуждая взглядом по желтому ковру под нашими ногами, обдумывая этот вопрос. Потом в ее глазах загорелись озорные огоньки, и она дерзко улыбнулась мне:
- Если что, у меня есть ты!
- Есть, - просто соглашаюсь я.
И тогда что-то в ней ломается.
Она зажимает рот ладошкой и ее сотрясают тихие рыдания. Она кажется мне невыносимо маленькой и хрупкой. Той самой милой девочкой, которую однажды вечером я подобрал на улице. Все защиты слетают с нее, и тогда я сам встаю на ее защиту, прижимая к своей груди. Я шепчу всякие глупости о том, как все будет хорошо, целую ее макушку, глажу затылок. Я шепчу, какая она замечательная и нужная.
Я помню все, что было прежде.
Я знаю, что нас многое ждет впереди.
Она уедет в Москву. Сначала мы будем созваниваться, затем это прекратится как-то само собой. Я буду вздрагивать, заметив в толпе такие же волосы, или похожую улыбку.
Потом я буду смотреть на фотографии ее свадьбы в социальных сетях. И стану работать, работать, работать, чтобы не было времени думать.
Потом у нее родится ребенок. Я уеду куда-нибудь, надолго.
Будут другие женщины. Может быть, я даже женюсь.
Пройдет целая жизнь, словно сон, словно один длинный, пасмурный, осенний день.
И если есть что-то после, и если спросят меня Там про мою жизнь, все, что я вспомню, будет этот вечер и рыдающая девушка в моих объятиях, которая никогда не умела прощаться.
Она всхлипнула еще раз и подняла заплаканное лицо, оперевшись подбородком на мою грудь, тихая и прекрасная. Я смотрел на нее сверху вниз, думая, что буду величайшим идиотом, если позволю ей уйти сейчас еще раз. Что-то было в ее глазах, что заставляло мое сердце панически трепыхаться в груди, как рыбка, пойманная в сети и знающая, что скоро ее поджарят на сковороде. Смирение и прощание. Так смотрят на старую квартиру, съезжая с нее: вспоминают все прекрасное, что там случилось, каждый чудесный момент, а затем оставляют в прошлом. Навсегда.
Я погладил кончиками пальцев ее нос.
И тихо, растерянно пробормотал:
- Ну… поцелуй меня уже…