Эта история является вымыслом автора, но если
кто-то из читателей узнает себя в героях
рассказа, то автор будет только польщён :)
1
Дребезжание будильника штопором вкручивалось в мозг. Сознание упрямо не хотело возвращаться из сладкого мира грёз в кислую реальность. "Ещё минутку!" - подумал Пётр Петрович и перевернулся на другой бок. "Петруша, вставать! Опоздаешь на работу" - послышался скрипучий спросонья голос жены. Петрович нехотя разлепил один глаз, посмотрел в потолок и тоскливо подумал о том, что сегодня только четверг. Но вставать было надо - иначе дочка первая влезет в ванную. Спешить Петрович очень не любил. «Тот никогда не опаздывает, кто никуда не торопится» - любил повторять он известную мудрость, с таким довольным видом, будто изобрёл её сам. Но почему-то постоянно так получалось, что он опаздывал, а потому приходилось спешить.
Он высунул из-под тёплого одеяла ногу и попытался нащупать тапки. Нога сразу покрылась волосатыми мурашками. "Когда же вы как следует начнёте топить, гады?!" - обратился Петрович с негодованием к коммунальщикам так, как будто они сидели у него под кроватью. "Ведь из-за этих уродов простыл. Весь нос забит!" Он пошмыгал носом, с тревогой прислушиваясь к хлюпанью в носоглотке. Наконец стоптанные, клетчатые тапки были пойманы и он пихнул в них ноги. Набравшись решимости, Петрович в одних трусах,стремительно поетел в ванную. Здесь от стояка горячей воды было немного потеплее. Щёлкнув выключателем у двери, он зажмурился. Свет неприятно ломил глаза так, будто кто-то пальцем, пытался вдавить их в череп. Рука вслепую нащупала зубную щётку и пасту. Это было не выносимо, но глаза пришлось открывать. В зеркало на него смотрело опухшее лицо сорокапятилетнего мужчины, с мешками под глазами. "Ну и рожа!" - огорчился Петрович и попытался усилием мимических мышц придать лицу более гладкий вид. Но куда там… Паста вылезла на щётку и, изогнувшись как червяк, шлёпнулась в раковину. «Ах ты, гадость!» - ругнулся Петрович и яростно раздавил беглеца, ёршиком щётки. Почистив зубы, он надувая щёки пошкрябал их бритвой. Потом уложил волосы массажной расчёской жены и скривившись, вырвал из носа несколько торчавших волосин. Для придания окончательного лоска, мокрой ладонью пригладил свою облезаюшую макушку. «Да. На башке волос всё меньше, а из носа и в ушах прут" - с досадой всматривался он в отражение. Раздался нетерпеливый стук в дверь: "Папа, я же в школу опоздаю!". "Надо раньше вставать!" - сердито отбил Петрович атаку дочери. На кухне уже свистел чайник, пуская из толстой ноздри струю пара. «Эй, кобылка! Я всё!» - крикнул Пётр Петрович и, шаркая тапками, побрёл на кухню. Обжигающий нёбо чай, с обычным бутербродом, были проглочены за минуту. Ещё пару минут на одевание и завязывание галстука. Петрович считал себя интеллигентом и на работу обычно ходил в галстуке и чёрной, потёртой фетровой шляпе.
Шнурок на правом ботинке, с треснутой подошвой, оборвался в самый неподходящий момент. «Нет, определённо день сегодня не задался!» С досадой Петрович бросил обрывок шнурка на пол и затянул ботинок оставшейся половинкой. Дверь лифта шумно и нехотя впустила его внутрь. И тут случилась неприятность, послужившая причиной дальнейших событий.
Нога проехала по чему-то скользкому. Всмотревшись в полумрак лифта, Петрович понял, что вляпался в самую что ни на есть, огромную и отвратительную какашку! Гнев вытряхнул Петровича из полусонного состояния. «Какая это дрянь, навалила прямо на пол лифта!?» «Дрянь» - это было самое мягкое из слов, которые ураганом скверных ругательств пронеслись в его голове. По закону подлости, досталось несчастному правому ботинку. «Ну и народ! Где живут, там и гадят! Хорошо хоть, если она собачья. Больше похожа на собачью» - уговорил себя Петрович и от этого стало чуть легче на душе. Пытаясь по запаху определить происхождение кала, он потянул в себя воздух простуженным носом. Но нос непослушно хлюпнул, не передав никакой запаховой информации. Двери лифта, злорадно скрипя раскрылись. Петрович вышел и оглянулся. Сзади на линолеуме пола отпечатывались бурые следы фекалий. Он потёр ногу о пол и несколько раз громко топнул. «Начнётся невезуха – ничем её не остановишь! Ладно, сейчас снежком пошоркаем, и всё будет в ажуре!» - утешался Петрович и почему-то хромая на пятку, вышел из парадной. На улице стояла середина марта. Прекрасное весеннее, солнечное утро никак не вязалось с настроением Петровича. Снег днём подтаивал, а за ночь покрывался твёрдой ледяной коркой. Пробив ногой почерневший наст сугроба, Петрович погрузил её по колено в крошево из ледяных кристаликов. Голую кожу выше носка, колко дерануло холодом. Он долго шурудил ногой в снеге, чувствуя как в ботинок и носок всё больше набиваются тающие льдинки. «Чёрт, так ведь и опоздать можно!» - спохватился Петрович и трусцой, время от времени топая по ледяной дорожке, засеменил к остановке маршрутки.
Вокруг на газонах, торчали плоды собачьих усилий за целую зиму. Жёлтые, коричневые и зеленоватые, они неприятно напоминали Петровичу о постигшей его беде. «Любители природы! - неприязненно думал Петрович о собаководах - Они видите ли животных любят… А вот людей любить не обязательно, они могут и по дерьму ходить!» Выскочив на проспект, он поднял руку перед маршруткой. На этот раз ему повезло. Хотя «Газель» была битком, но Петровичу удалось ловко протиснуться на первое сиденье, опередив своим суворовским манёвром какую-то толстую тётку. «Во мужики пошли!» - возмутилась тётка, но Петрович сделал вид, что слово «мужики» к нему никак не относится. Теперь можно было немного подремать. В маршрутке было жарковато, и он снял шляпу. «Надышали, аж стёкла все запотели. Как бы не проехать - забеспокоился Петрович и усмехнулся - А может, дышали-то не только ртами». Тут стало происходить что-то странное. Передние пассажиры стали крутить головами по сторонам и недружелюбно поглядывать друг на друга. Какая-то школьница-девчушка зажала пальцами нос и сказала: «Ой, бабушка, тут кто-то обкакался!». Толстая тётка подёргала окно на двери, но то не поддавалось. Как только маршрутка остановилась, из неё вывалила сразу почти половина салона. «Отлично! – подумал Петрович - А то бы останавливались на каждом углу и ползли в час по чайной ложке. Ну давай жми, дядя!» - мысленно поторопил он водителя и посмотрел на часы. «Чёрт – без пятнадцати девять, а ещё столько ехать!» Стало намного просторнее и Петрович смог вытянуть ноги в проход. «Для кого они такие сиденья делают? - размышлял он - Для пигмеев что ли, или для китайцев? Нормальный русский человек, ну никак не может втиснуть ноги между кресел! Хоть коленки себе отпиливай! Всё жадничают, уроды. Хотят, что бы побольше пассажиров влезало!» Водитель, по виду кавказец, стал неодобрительно оглядываться в салон, потом открыл окно и закурил. «Газель» остановилась и её покинули все пассажиры. Один подвыпивший здоровяк требовал у водителя вернуть деньги за проезд. Водитель оправдывался: «Я не виноват, что такой некультурный пассажиры пощёл?!». «Эй, брат, тэбе гдэ виходить?» - сердито спросил водитель, когда Петрович остался один. «Вот урюк! Поругался, а на мне зло срывает. За мои деньги мог бы быть и поприветливей» - подумал Петрович. «У мэтро, дорогой» - ответил Петрович с кавказским акцентом. «Харащо!» - сказал водитель и дал газу без остановок так, что без пяти девять они были на месте. У Петровича отлегло от сердца: «Успею всё таки. Хоть сегодня никто не будет рожу кривить, дескать: опять Вы опоздали. А всё зависть людская!».
2
Работал Пётр Петрович недалеко от метро, в офисе строительной организации. Как часто бывает в небольших фирмах, трудовая дисциплина соблюдалась формально. Главное было вовремя шлёпнуться на рабочее место, а потом каждый мог спокойно начинать рабочий день со своих дел. Кто-то пил чай или кофе, кто-то шарил по интернету, кто-то шёл курить и обсуждать с коллегами последние новости или счёт в матче. Женщины рисовали себе красивое лицо или делали маникюр. За опаздания к началу работы, Петрович имел уже несколько предупреждений от начальника. На всякий случай он наступил ногой в лужу, потом как следует потёр ноги о несколько половых ковриков в вестибюле, вальяжно пересёк вертушку и направился к рабочему месту. Повесив пальто в шкаф и бережно положив на полку шляпу, он уселся за свой стол и высунул из-под него промокшие ноги. «Набилось снегу в башмаки, теперь весь рабочий день ходи мокрый» - жалел он сам себя. Через пять минут раздались первые телефонные звонки, и отдел в полном составе из семи человек приступил к работе. Не прошло и пяти минут, как снова началось неладное. «Чем это у нас так дурно пахнет?» - спросила Марья Петровна – пожилая дама, пытавшаяся с помощью яркой косметики вернуть давно ушедшую молодость. «Да, Вы правы! Очень неприятный запашок. Как будто где-то чистят канализацию» - поддержал её прыщавый системный администратор Валерик. Он сидел за столом возле окна. «Пахнет? А я не замечаю – у меня насморк» - пытался ещё шутить Петрович, а сам чувствовал как лицо его предательски багровеет. «Неужели это от меня?!» - ещё на что-то наделся Петрович, втягивая ноги под стол. Валерик открыл окно и на время все замолчали. «Нет! Это невозможно терпеть!» - через несколько минут снова закудахтала Марья Петровна. «Просто нестерпимая вонь и мне кажется, что несёт откуда-то оттуда!» - показала в сторону Петровича толстым пальцем. Сотрудники отдела начали шушукаться и с неодобрением поглядывать на него. Хитрый Валерик, как змей, начал вится вокруг стола Петровича и принюхиваться своим курносым носом. «По моему, если человек заболел расстройством кишечника или ещё чем, то ему лучше полечиться дома, а не приходить на работу и не создавать невыносимую атмосферу» - заключила толстая, краснощёкая бухгалтерша. «Так! Я больше здесь не могу. Пошёл курить» - зашелестел пачкой от сигарет менеджер по рекламе. «А я ещё кружку не сполоснула» - поддержала его бухгалтерша. Через несколько секунд отдел опустел, и в нём, кроме Петровича, остался только курьер.
Из-за двери коридора слышался чей-то громкий смех, больше похожий на лошадиное ржание. «Наверняка надо мной смеются» - подумал Петрович. «Да…» - сказал курьер, на которого запах почему-то не очень действовал. Он выкатился из-за стола на вертящемся стуле и потёр засаленную коленку. Курьер - Василий Андреевич, был старше всех в отделе, любил выпить и не нравился Петровичу своей нечистоплотностью и занудством. Его тосты за столом и истории, которые он рассказывал, были такие длинные, что их не могла выдержать ничья вежливость. Но сейчас из благодарности за поддержку, Петрович стал слушать. «Так вот, это ещё что! - продолжал Василий Андреевич - Однажды вечером, я ехал за город в электричке. Была пятница и как положено, мы это дело с мужиками сбрызнули, да на вокзале я взял пару баночек пива. Вот пиво-то меня и добило – мочевой пузырь в электричке так скрутило, хоть ори – терпеть просто невозможно! Я бы в тамбуре облегчился, но народу было просто битком – все на дачу едут. Что делать? А тут вагон как раз соблазнительно останавливается напротив привокзального сортира. И вроде поезд стоит с открытыми дверями – пережидает встречный. Ну, я рванул туда – думаю: «Успею!». Станция была небольшая и сортир деревенского типа – внизу яма, сверху доски с дырками. Грязно, гигиены никакой. Пробрался я между следами чужой некультурности, начал пристраиваться. А одна из досок прогнила, да возьми и подломись! Дырки большие, да ещё скользко, вот я в одну-то из дырок и ухнул». «Прямо в яму с дерьмом?» - переспросил Петрович. «По самую шею! - гордо ответил курьер, довольный впечатлением. «Ну, мысли у меня дерьмо – не дерьмо, не о том были. Не до брезгливости тут. Не утонуть бы – вот как дело обстоит! Под ногами скользко, но вроде дно ямы чувствую. Вылезти - какой там! Стенки - мокрые, скольские доски. Пошкрябал я их руками - бесполезно. Вонь такая, аж глаза слезятся, кожу жжет. Да ещё хлорка насыпана - от червей значит, а им хлорка хоть бы хрен – здесь же радостно шевелятся. Я орать. Слышу, электричка отходит. А вечер, темнело. На платформе почти никого. Ну, всё думаю, Васюня, попал ты - похоже, ждёт тебя смерть самая омерзительная из возможных. До утра точно не дотянуть. Орал я орал, пока голос не потерял и стал, значит, Христу-Богу молиться, что бы хоть кому-то в туалет до утра приспичило. И тут слышу шаги. Тихие такие - вроде женские. А я уже и крикнуть-то не могу. Смотрю в тёмной дырке, на верху забелело что-то. Она самая, со шрамом через всё лицо… Обрадовался я этой заднице как самому дорогому в жизни и захрипел из последних сил: «Эй, помогите!». Тётка наверху как заорёт благим матом. Зад свой из дырки вытащила, вместо него лицо сунула. "Вы кто, товарищ и что - говорит - там делаете?" "Я - говорю - живу здесь, милая, но наверное скоро помру, если ты меня не спасёшь!" Хорошо, тётка молодец попалась - не убежала, народ позвала. Бросили верёвку. Кое-как меня вытащили. Я свою спасительницу расцеловать готов был, но вовремя сообразил, что пахнет от меня… Немного - и Андреич усмехнулся - Хотели в милицию меня сначала - за хулиганство в нетрезвом виде, но потом отпустили – накой я им такой? Вонища ужас! Нырнул я в ближайшую канаву. Кое-как ополоснулся и на последней электричке до дачи своей добрался. Два дня потом отмывался с мылом, да порошком, а всё воняло. А тебе что, жена вчера горохового супа наварила, что ли?» - пошутил Василий Андреевич, но объяснить Петрович уже что-либо не успел. В отдел заглянула секретарша директора Катюша и строго сказала: «Пётр Петрович, Вас директор вызывает!»
Катюша была украшением фирмы - этаким радующим глаз растением. В делах она постоянно путалась и часто теряла документы, но Петрович, в отличии от других, относился к ней хорошо. Он частенько заглядывал в приёмную - немного поболтать и разузнать, куда дует ветер мудрости руководства. Катюша отвечала ему взаимной симпатией и иногда спрашивала у него совета по поводу хитростей общения с противоположным полом. Но сейчас она, не отвечая на улыбку Петровича, быстро замахала руками и зашептала: «Проходите, проходите быстрее. Иван Иванович Вас уже ждёт!» Дверь кабинета директора тяжело открылась. Иван Иванович сидел за своим огромным, министерским столом и разглядывал какую-то бумагу, написанную от руки. Всем своим деловым и сосредоточенным видом он показывал, что ему совершенно не до Петровича. Частенько прибегая к подобной стратегии, он сразу давал понять посетителю - кто тут босс. "Кто-то уже донос накатал" - сообразил Петрович, переминаясь с ноги на ногу возле двери, словно цапля, вязнущая в трясине. «Звали, Иван Иванович?» - негромко и немного заискивающе спросил он. «Пусть этот индюк думает, что я его боюсь» - про себя ухмыльнулся Петрович. Иван Иванович посмотрел куда-то вдаль, сквозь Петровича, словно тот не существовал вовсе. Потом, нехотя сфокусировался и сдвинул брови: «Что же это Вы, мой дорогой, нездоровым на работу являетесь, работу отдела срываете?» - спросил он. «Я здоров и ничего не срываю» - ответил Петрович, чувствуя как на лбу выступает пот. «Да?!» - спросил директор. Иван Иванович вышел из-за стола, сделал несколько шагов к Петровичу и вдруг, будто наткнувшись лбом на стеклянную стенку, отпрянул назад. Выхватив из кармана платочек, он зажал им нос и забегал возле стола. Величие и вельможность его сразу куда-то улетучились, потом залез толстыми коленками на подоконник и стал дёргать ручку окна. Коленка соскользнула и он ударился. «Да, это действительно невыносимо» - бормотал он. «А знаете, как Вас, Пётр… Петрович? Я решил Вам сегодня предоставить отгул! Идите, идите. Отдохните, подлечитесь. Да. Только вот прямо сейчас идите. Всё, всё. Я Вас больше не задерживаю! Катюша! Проводите Петра... как его... Петровича! И откройте мне это чёртово окно!» - под конец уже жалобно, с нотками истерики крикнул он. Петрович шёл по коридору, словно прокажённый по райским кущам. Ему казалось, что за каждой дверью к его запаху принюхиваются огромные, сморщенные от смеха, носы сослуживцев и все в здании мечтают только ободном – что бы он, скорее его покинул и перестал портить воздух. «Неужели и правда от меня так сильно пахнет? - сокрушался Петрович - Вот они… Коллеги! Стоило случайно наступить их товарищу в какую-то паршивую какашку и всё – ты им уже не человек! Накапали директору и попряталиь как крысы! Только Андреич человеком оказался!» - с теплом вспомнил он курьера. «Конечно – когда человек в такой передряге побывал, для него собачьи фекалии, что фиалки!» Не поднимая головы, он зашёл в свой отдел, сорвал пальто вместе с вешалкой, нахлобучил шляпу до ушей и вышел на улицу.
3
Ярким, солнечным светом, как осколком стекла, резануло по глазам. На улице была весна. Как сумасшедшие орали птицы, жаждущие размножения. Вдоль просыхающих дорожек бежали весёлые ручейки, а сугробы превращались в чёрные кучи, с торчащим из них пластиковыми бутылками и мусором. Пётр Петрович, словно кот, зажмурился. Повернув лицо к солнцу, сдвинул шляпу на затылок. «На улице весна, а эти - он подумал о сослуживцах - сидят в духоте, словно хорьки в норе и ищут, кого бы укусить!» Настроение начало меняться в лучшую сторону: «А ведь не наступи я сегодня в лифте на неприятность, сидел бы сейчас с ними – вот и не знаешь, где найдёшь где потеряешь!» Он посмотрел на безоблачное небо, на деревья тыкающие в него своими ветками, похожими на тощие пальцы. «Тоже небось, весне радуются, деревяшки» - добродушно подумал Петрович. В маршрутке ему ехать не хотелось, и он решил идти домой пешком. Перебежав через дорогу, он побрёл, иногда пропаливаясь в рыхлый, мокрый снег, по газону сквера. Недалеко, нюхая от безделья всё подряд, бродили две дворняги. Когда Петрович проходил мимо, та, что была рыжая и побольше, посмотрела на его следы, потянула воздух носом и затрусила следом. Маленькая, чёрненькая и мохнатая шавка, последовала за ней. «Эй! Чего вам надо!? А ну, пошли вон!» - крикнул на них Петрович и бросил комок снега. «Мало от вас мне сегодня неприятностей? Думаете, я вам сейчас сосисок из-за пазухи вывалю, что бы вы нажрались и потом по лифтам гадили? Во вам!» - и Петрович показал собакам дулю. Большая собака легко увернулась от снежного комка. Она упрямо что-то искала носом в следах Петровича. «Своё что ли почуяла?» - строго, как на допросе спросил Петрович. Псину явно привлекал запах от ботинка. Маленькая собачка не отставала. Она забежала вперёд, завиляла коротким хвостиком, припала на передние лапки и тявкнула, как бы приглашая Петровича познакомиться. «Да, отстаньте вы от меня!»- уже с оттенком мольбы в голосе сказал Петрович. Но не тут-то было - собаки ковыляли за ним как привязанные. «Да, чёрт с вами. Нюхайте сколько хотите! Что мне жалко что ли?» - плюнул Петрович, и делая вид, что не обращает на них внимания, двинулся дальше. «Вот собаки... Небось, в запахах получше нашего понимают. А этим, видите ли: «Невыносимая вонь!» - с презрением вспомнил он о коллегах.
Пробираясь по мокрому снегу, то и дело проваливаясь сквозь корку наста, Петрович притомился и вспотел. Обрывок шнурка на правом ботинке снова лопнул, и теперь туфля болталась на его ноге. «Какой чёрт понёс меня через этот сквер?» - ругнулся он. Недалеко, возле кустов, он увидел садовую скамейку. «О! То, что надо!» - обрадовался Петрович. Он присел, развалился на спинку и вытянул ноги вперёд. Лицо приятно грело весеннее солнышко. Петрович, наслаждаясь, прикрыл глаза и стал наблюдать за собаками, которые находились неподалёку. Большая, сунула свой нос в глубокий след оставленный Петровичем, и как наркоман наслаждалась запахом. Маленькая бегала вокруг. Она, то и дело заваливаясь на спину, тёрлась ей о снег и смешно дрыгала в воздухе обрубками своих ножек. «А хорошо! – потянулся Петрович – Если подумать, так мне сегодня даже повезло с этой какашкой!» «Можно с Вами посидеть?» - услышал Петрович женский голос. Он повернул голову и увидел миловидную даму, средних лет, хорошо одетую, в светлом пальто с шарфиком и элегантной шляпке с вуалью. На руках у неё была маленькая карманная собачка. «Конечно! Прошу Вас, мадам. - привстал Петрович и сделал реверанс, шляпой - Мне будет очень приятно!» «Смотри, какой мужчина галантный, Тяпочка!» - обратилась с улыбкой женщина к своей собачке. Петрович снова растянулся на скамейке. «Весна… Приятно, вот так, знаете, посидеть на солнышке, немного помечтать и отвлечься от коммерческих дел» - сказал он, гладя вдаль. «Согласна с Вами. А это ваши собачки?» - спросила женщина. «Мои, звери - подкармливаю их иногда» - соврал Петрович. Ему захотелось понравиться хозяйке Тяпы. Он зачмокал собакам губами. Поняв, что люди говорят о них, собаки насторожились. Рыжая, потянулась мордой вперёд и стала потихоньку подходить к Петровичу. Он закинул бесшабашно правую ногу на колено и поболтал башмаком перед носом собаки. Видно было как та раздувает ноздри. Приоткрыв пасть, она несколько раз лизнула красным языком каблук. «Смотрите, как они Вас любят! - удивилась женщина - Прямо пятки Вам лижут!». «Ещё бы! - загордился Петрович - Собаки животные умные, может даже поумнее некоторых людей, которые только думают, что они бога за бороду схватили, а сами только надутые индюки!» И он представил лицо директора Ивана Ивановича. «Они чуют хорошего человека. Ух ты, морда…» - сказал Петрович и шлёпнул носком ботинка собаке прямо по чёрному носу. Она облизнулась, и тут случилось то, чего Петрович совсем не ожидал! В мгновение ока, собака вцепилась зубами за ботинок, стащила его с ноги и пустилась наутёк. Вначале Петрович даже опешил: «Ты что делаешь, дрянь?! Куда потащила!» Но собака только быстрее припустила, сверкая тёмными подушечками лап. «Стой! Куда!?» - Петрович попытался догнать, но… В одном башмаке и носке на другой ноге, проваливаясь в снегу, у него не было никаких шансов. Пробежав метров тридцать, он наконец зацепился за какую-то доску и со всего маху растянулся на животе, распластав в стороны руки. Придя в себя, Петрович оторвал лицо от снега и чуть не плача пробормотал: «Во твари, А?! Я с ними от чистого сердца, можно сказать как с родными, а они!». Сев он повторил: «Твари!» - потом встал и захромал назад к скамейке. Мокрый носок почти сполз с ноги и тянулся по снегу, как дохлый червяк. Вид у Петровича был жалкий. По пути он подобрал свою помятую шляпу. «Сейчас… Малость поиграют и назад вернут» - пытался он ещё сохранить лицо, подходя к скамейке. Дама с собачкой смотрела на него с жалостью и явным сочувствием. «Как же вы теперь?» - спросила она. Петровичу стало стыдно и за своё бахвальство и за утраченный имидж галантного, преуспевающего мужчины. Но дух его был не сломлен. «А солдатская смекалка на что?!» - ответил он и весело подмигнул даме. «Оле… гоп!» - он как фокусник, двумя пальцами, бросил на снег свою шляпу, сунул в неё ногу, завернул поля и подвязал носком. «Вот Вам и обувка! С такой до Берлина дойти можно! А тот ботинок я всё равно выбросить собирался» - он сделал несколько шагов строевым шагом вдоль скамейки. «Может… У меня машина недалеко, Вас подвезти?!» - предложила женщина. Собачка Тяпа с любопытством уставилась на Петровича, будто тоже ожидала ответа. «Эх! - подумал Петрович - Сейчас, можно бы было такой роман сейчас закрутить… Очень приятная женщина» - и он грустно улыбнулся. «Тронут, мадам, Вашим участием, но моя жена не очень любит, когда меня подвозят на машинах, да ещё немного неодетым - и он посмотрел на свою ногу в шляпе - такие прекрасные леди как Вы". Не прощаясь, он повернулся и хромая зашагал в сторону дома. Дама с собачкой осталась на скамейке и грустно смотрела ему вслед.
Оставшуюся дорогу он проделал без приключений, и только редкие, встречные прохожие, недоумевая, смотрели на странного мужчину, в распахнутом пальто, со шляпой на ноге. «Ну, как не везёт сегодня – сокрушался Петрович – в кал вляпался, перед всей конторой опозорился, а теперь эти собаки! Что я жене скажу? Правду рассказать – не поверит. А как теперь без ботинок? Новых-то нету, а до получки ещё неделя. Или в шляпе так на работу и ходить?» Когда дверь лифта стала открываться, Петрович первым делом взглянул на пол. Да, она ещё была тут - несколько раз ещё кем-то жестоко раздавленная и отброшенная в угол. Петровичу даже стало как-то жалко её. «Дворники совсем не убирают» - проворчал он.
На звонок в дверь открыла жена – у неё был сегодня выходной после вечернего дежурства. «Что с тобой Петруша?! Где твой ботинок? - спросила она, недоумевая, оглядев с головы до ног мужа - И почему ты так рано?». «Понимаешь, мне за хорошую работу отгул дали, а тут, как раз какашки везде валяются. Я иду, а потом собаки налетели и один ботинок утащили. А потом, она говорит: «Давайте подвезу», а я про тебя подумал» - бессвязно что-то пытался объяснить Петрович. «Вот» - сказал он и, развязав носок на шляпе, показал голую ногу, так как будто это сразу всё объясняло. Жена на секунду растерялась, а потом улыбнулась: «Ну и хорошо! Хотела тебе сюрприз на день рождения, но раз уж так совпало…». Она открыла антресоль шкафа и вытащила от туда новую, красивую обувную коробку: «Это тебе, Петруша, носи на здоровье!». Петрович открыл коробку и не поверил своим глазам! Это были новые ботинки, те, которые он давно хотел себе купить! Он даже два раза примерял их, и, затянув шнурки, наслаждался мягкостью и удобством. Но каждый раз, с сожалением, оставлял в магазине – деньги нужны были на другие неотложные покупки. И вот, они, блестящие и приятно пахнувшие натуральной кожей, у него в руках. «Примеришь?» - спросила жена. «Ты что!? - испугался Петрович - Ноги надо как следует помыть!».
А вечером он вышел на пустую и тихую лестницу в новых, поскрипывающих ботинках, с которыми теперь не хотелось расставаться, и вызвал лифт. Пол в лифте был уже чистым. В руках с оставшимся старым ботинком он поднялся на пол этажа, к мусоропроводу. «Интересно, всё-таки как устроена жизнь... Поди и разберись ещё, что в ней хорошо, а что плохо». Заглянув в тёмную трубу мусоропровода, он тихонько отпустил в неё старый ботинок.