БЕЛЫЙ ВАЛЬС
Я приеду в Париж светлой осенью прошлого века,
Мастерскую сниму в небесах на жилом чердаке,
И в открытом окне
облаков неземная засека
Спрячет ёлочкой башню в застывшем на миг далеке.
А поближе – внизу –
в разных уровнях тёплые крыши,
С островками платанов, растают в закатных лучах,
Но покуда растают,
в них ветер искрящийся рыщет,
Чтобы радужный свет даже ночью совсем не зачах.
Белый голубь шумливо присядет на мой подоконник:
Видно, очень дружил птичьей дружбою с прежним жильцом.
Задрожит паутинка
в углу, как в избе под иконой,
И обычная пыль для фантазии станет пыльцой...
А потянет на землю –
кручёною лестницей с неба
По железным ступенькам, с рисунком затёртым,
вернусь
(Не забыть бы для голубя свежего белого хлеба.)
В развесёлую жизнь и осеннюю светлую грусть...
Из оконца подвального,
словно совсем издалёка,
С хрипотцою чуть-чуть прозвучит: «Rond de jamb en l’air...»*
И осеннюю грусть озарит беззаботная лёгкость,
Превращая бистро на глазах в загулявший партер...
Затянувшийся акт
любопытством пустым не нарушу:
Хоть пойму кто сказал, что богатые – скучный народ...
Тёмным ромом «Сент Джеймс» согревая озябшую душу,
Мелодраму от автора слушал бы ночь напролёт.
...А теперь он им скажет: «Нельзя победить человека...»
Может быть, и нельзя... Но не каждый, увы, Человек.
Тут не знает никто, что в российской ночлежке
от века
Всё давно решено – к счастью ли? – на грядущий тот век...
Свет в студийном оконце, как солнышко чьё-то, погаснет.
Разбегутся девчонки, – всегда есть куда убежать...
Я ведь тоже бегу
от себя на случайном Пегасе,
Догоняет лишь память, тревожная будто межа...
Психология памяти...
Взгляд повстречается грустный, –
Возвратится любовь, невзирая на горечь обид:
Тот же лист на ступеньке
под робкою лодочкой хрустнет,
И ворчливо ступенька сквозь целое время скрипит...
Эта женщина – к нам...
За пустующий столик присядет,
Хрипотца прозвучит, как привычный осенний акцент,
И мелькнёт звездопад в ненавязчиво брошенном взгляде, –
Завсегдатай, видать: принесли запрещённый абсент.
Сквозь дымок сигаретный почудится тихое:
«Здравствуй, –
Веселящей полыни, что жизни глоток, отхлебнёт, –
Отменяется трезвость, – пошутит, –
постылое рабство,
И почившей морали пора оприходовать гнёт...»
Озираюсь тайком: откровенные мысли – ко мне ли?
Улыбнётся опять... Пригублю заскучавший бокал.
На жакетике брошь:
асимметрия белых камелий
Древним символом осени скрасит сердечный оскал.
Понимание ли за подслушанной мыслью настанет,
Или время полыни подходит невольно уже?
...Улыбнётся и мне,
приглашая улыбкой на танец:
«Слышать музыку вальса даровано редкой душе...»
...И знакомые звуки
души удивлённой коснулись.
Оказалось, что вальс – разновидность житейских свобод...
Невесомость, как в детстве, сначала волнует:
ко сну ли? –
А потом избавляет от многих недетских забот.
И весёлые дети в забытые кегли играют.
К задушевной партнёрше, что телом, душой припаду...
Цветники и газоны,
шершавый от времени гравий:
Мы кружимся, должно быть, уже в Люксембургском саду.
У бесчисленных статуй по ходу меняются позы,
Только Леди Свобода – осунулась что-то с тоски,
И деревья в аллеях
внизу, словно томные розы:
Будет ветер сильнее – осыпятся все лепестки...
Промелькнул «Баль Мюзет», – довоенных годов танцплощадка...
Снова крыши и трубы –
на склонах и между холмов,
И вослед с танцплощадки рыдает гармошка нещадно,
Даже чудится вальс из часовенки – вместо псалмов.
Не заметил: когда
крутизна потянулась на убыль...
Что там Сена да остров Ситe до реальной красы? –
Сокровенная дрожь:
приоткрылись припухлые губы,
И миндальная сладость разбавила привкус росы...
«А давай улетим?.. Ну зачем тебе бренное тело?
У крылатой души – безгранична мечты круговерть.
Обретая свободу, почувствуешь глубь даже в белом, –
Неразгаданный мир...»
«Не могу: для неё – это смерть.»
...И сжималась она, как Вселенная – в точку – до взрыва,
На ресницах искрясь, термоядерный скрыла накал...
Эта женщина вдруг
повела головою игриво,
И слезою душа сорвалась в недопитый бокал.
2012-й Июль
Montreal
*Круг ногой в воздухе, стойка на левой, правая в сторону,
круговое движенье голенью наружу или внутрь.