(отрывок из поэмы). Из цикла «Белая гвардия. Исход»
«По-моему, о мертвых надо говорить так же, как о живых, - правду. О негодяе, что он бывший негодяй, о стоящем человеке, что он был стоящий»
Анатолий Мариенгоф, «Бессмертная трилогия»
Пролог.
Отцветает вчерашний вереск,
Ночь над степью, да шашки в ножнах...
И тоска... Оседает в сердце...
Отчего же опять тревожно?..
От Кубани до Дона... Рядом...
Над Ростовом безмолвен сумрак.
И взойдет... Кровавое утро...
До казачьих станиц набатом,
Трехдюймовым эхом орудий,
Много позже за Крымом стихнет,
Закружив юг России в вихре
Лихолетья сожженных судеб.
Начало.
Присядет ночь на краешек Земли
И Рождество расстелет покрывало,
Укутав белым сумраком Начало
И красной кистью перекрасив дни;
Исписаны листы, но так мала
И так ничтожна мысль и гаснет прежде,
Чем снова возвестят колокола
О канувшей в безвременье надежде...
Февраль семнадцатого, шла война,
Восточный фронт дышал столице в спину,
Трещал по швам, но в пламени огня
Ковалась уже новая доктрина
Двух революций, позже мятежей
По всей России и до Петрограда,
Подняв народ под знаменем вождей,
Куда – никто не знал, но верил: надо.
Кто против новой власти, тем нет мест.
И начался безумно-долгий пир.
И Царское Село, и тот арест,
И сепаратный Брест-Литовский мир,
Приближен был порог, но не предел,
Уже не важно, поздно или рано...
Корнилов, как ни странно, но успел
Императрице выставить охрану,
Убрав большевиков от арестантов,
Чтоб оградить семью от самосуда.
А что Европа? Где же, где «Антанта»? –
Немало тех, кто долго верил в чудо;
Что было дальше – вовсе не сюрприз,
И Керенский, не видя путь во тьму,
Нашел с большевиками компромисс,
Мешал Деникин – что ж, его в тюрьму;
Низложен царь. В кровавой серенаде
Большевики, не тратя время зря,
Устроили побоище в Кронштадте
Уже весной, ещё до Октября.
Ворвался март. И выходя в народ,
Ораторы своё вершили дело:
– Кто временную власть не признаёт,
Тот враг народа, подлежит расстрелу!
К винтовке – штык, исполнить приговор
Буржуйской контре, нам они – не судьи!
...
И за два дня обрушился террор,
Стирая жизни и ломая судьбы.
Убили Бутакова, он ведь был
Одним из лучших русских офицеров,
За сутки... Всех... Штыками и в могилу...
А с ними Государство, флаг и... Веру...
Былые дни...
...
Осада Порт-Артура
Ещё в русско-японскую войну,
Над Тихим океаном небо хмуро
Застыло, отправляя ночь ко сну;
Бесстрашно бился миноносец «Страшный»,
И погибал, но капитан Вирен
Под грохот залпов орудийных башен,
Под треск огня, под безнадёжный крен
Отдал приказ спасти всех тех, кто выжил,
Свой крейсер устремив в неравный бой.
Не ради славы, доблести, престижа...
А ради жизни, не своей - чужой.
И отогнал врага, и вывел крейсер
«Баян» туда, где «Страшный» шел на дно,
Взял на борт выживших... Об этом рейсе
Молчит история, а ведь не так давно
Всё это было... Не стереть, не спрятать,
Но моряки спустя тринадцать лет
Ответили в Кронштадте... Пьяным матом,
Сводя своей жестокостью «на нет»
Всё то, что именуют долгом чести,
Ворвавшись в дом к Вирену, протащив
Его к центральной площади из мести,
Там расстреляли... Вот таков мотив...
И тело бросили... За «Якорной», в овраге.
За что? - всего не передать в словах:
За то, что он не изменил присяге,
За то, что честь сильнее слова «страх»,
Но если бы и предал - растерзали б,
Ведь зависть (как и ненависть) - слепа.
На площади Финляндского вокзала -
Кто не ушел, того смела толпа;
На Невском, на Фонтанке... Офицеров
В Кронштадте - как скотину на убой...
Неважно, кто взял камень в руки первым,
Важнее то, что повторил другой...
Но сердце не из камня, не из стали -
У каждого есть болевой порог.
Эх, Достоевский, «бесы» пировали,
Жаль, не дожил, увидел бы итог.
Застыл туман над утренней Невой,
Вдоль улиц эхо бередило раны
Не «в ногу» по брусчатке мостовой,
Тяжелой поступью, разрозненно и пьяно
В октябрь, к ступеням «Зимнего»:
- Шабаш,
Сушите вёсла! Ночью (для порядку)
Допьем Романовские мы остатки!
Буржуев - на кол! И даешь кураж!
...
Толпа. Что может быть ещё страшнее?
Как кость собаке, дай ей только цель,
Чем призрачней - тем проще, пёс бы с нею,
Ведь, Родина, фрегат твой сел на мель...
Но тот, кому претил финал дороги
Самодержавной, тот, кто не ослеп -
Встал под знамёна и... Их было много,
Отдавших жизнь...
За Русь...
Не за Совдеп!
От Омска, Ярославля и Тамбова,
От Терека до Нижнего Днепра
Пошла волна. Безжалостно, сурово,
И каждый верил в то, что он был прав;
И сколько ж было этих очагов,
За год унесших сотни тысяч жизней.
Была одна... Для всех - одна отчизна,
Под вой шрапнели отблеском штыков...
После...
А как же царь? Его семья с ним вместе...
Молчали при советах старожилы.
Пусть многие до казни не дожили -
Причастны были многие к аресту.
Во исполнение завета Ильича,
Медведев и Юровский, Ермаков
И иже с ними, не рубя с плеча,
Спланировано и без лишних слов -
И в Екатеринбурге ночь, свершилось:
В подвале, дом Ипатьева, июль;
По-зверски, без суда, креста, могилы...
Детей и слуг... И не жалея пуль,
Стирая человечность, все оттенки,
Какая к чёрту честь? - душа в пыли.
Эх, государь, чуть раньше... Их бы «к стенке»...
Но нет же, нет ведь! А они смогли...
Тем временем вчерашняя эпоха
России... Продолжала свой закат,
Настанет август, по осколкам, крохам...
Екатеринодар вновь будет взят,
И будет юг освобождён... недолго...
Всего два года, лишь до ноября,
Но Родина - одна, и чувство долга -
Одно, а значит, было всё не зря!
И...
- Шашки к бою!
Рукоять нагана
К ладони:
- Кавалерия, вперёд!..
...
И каждый бой в земле оставил раны,
И время эти раны не сотрёт...
Не зря поход назвали «Ледяным»,
Где слово Честь – без наций, партий, сроков...
Пройдут века, растает белый дым,
Истлеет память, нам оставив строки;
Приходит время новых поколений,
Напомнив «Циники» Мариенгофа.
«Скажи, а если бы...», но наклонений
Нет сослагательных...
В истории...
Голгофы...
лето/осень 2012
___________________________________
Якорная площадь – центральная площадь в Кронштадте
Екатеринодар – дореволюционное название г. Краснодар, при штурме которого был убит Генерального штаба генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов