Завязка
В стенах тюремных заключен
За своевольные стихи
Поэт, увы, не знал тоски.
Клочёк бумаги он нашел
Уселся за железный стол
И вдруг – мгновение лови! –
Кусает руку до крови
И, прорывая боли стон,
Макает в рану спичку он.
Минуту думает, потом,
Острообкусанным концом,
На грязном скомканном клочке
Заглавье пишет в уголке,
Но неожиданно встает,
Походкой быстрою идет
По камере пустой к дверям
И круто повернувшись там
Бежит обратно. Что за вид?
Волос взлохмочен, взгляд горит,
Румянец бледный на щеках
И тень улыбки на губах.
Он мыслью вольною, живой
В дали от камеры глухой,
И пусть из раны вновь и вновь
На пол бетонный каплет кровь!
Проблема
Стихи написаны. Рассвет
Струит в оконце бледный свет
Больной рукой облокотясь
На непричудливую вязь
Решётки ржавой – нет и нет –
Вздыхает горестно поэт
Стихи написаны. А прок?
На волю нету им дорог:
Замки тюремные прочны,
А стражник – хуже сатаны
Поэт в руках держит листок.
Кто передать его бы смог
Туда, на волю? Там народ.
Там стих забьется, оживет,
Зажгёт сердца борьбы огнем –
И страх народу не по чем.
Увы, увы, замки прочны,
А стражник – хуже сатаны.
Его тяжелый, гулкий шаг
Он ритмом лег в твоих стихах.
Где выход? Где? Ответа нет!
Рыдает в камере поэт,
Но, постепенно зрея, сон
Смотрел его – забылся он.
Сон во сне
Ему приснился отчий край.
Была весна. Грачиный грай
Носился в воздухе. Кругом
Земля, согретая теплом,
Парила, мутные ручьи
Бежали в лужи; воробьи
Дрались отчаянно в кустах,
Не замечая в двух шагах
Кота готового к прыжку;
Там две свиньи на бережку,
Блаженно хрюкая, в грязи
Лежали; весело месил
Ногами босыми пацан
В большой бадье сырой саман
И женщина в цветном платке
Ведром саман носила в дом.
Бедна родная сторона.
Не в радость ранняя весна.
Вот дом родной. По ставни врос
Стеною мшалою в навоз –
В холодных окнах сумрак дня.
Старушка горбясь, у плетня
Стоит, глядит из-под руки.
В дали дымки, дымки, дымки
И голуби…
Смелая мысль
Поэт вскочил,
К оконной нише заспешил,
Где небо глубже и синей,
Кружатся голуби. И вот,
Последний сделав перелет,
Они садятся под окном –
И нету никого кругом.
От мысли смелой, сам не свой,
Поэт дрожащею рукой,
Кленя охрану и тюрьму,
Остатки хлеба, что ему
Был на день выдан, раскрошил
И вновь к решетке заспешил,
И, сам не веря чудесам.
О Боже! Что же видит он?
Завидя хлеб, со всех сторон,
Спугнув крылами тишину,
Слетелись голуби к окну.
Клюют! Клюют! – кричит поэт
И, вторя голосу во след
Эхо разносится сильней,
Пугая вольных голубей.
Тюрьма
Тюрьма, конечно, не курорт.
И пища там не 1 сорт:
Дают баланду – жидкий суп –
Воду с намеком круп
Шестьсот грамм хлеба по утрам
И сахарку – пятнадцать грамм.
Чай – кипяченная вода –
Полухолодный, как всегда,
Но сколько хочешь – пей, не пей,
А голод все острей, острей…
Харч – чтоб не двинуть невзначай,
Не схапать обувь с горяча.
Однако можно в волю спать
И книжки умные читать.
(Что не читает вольный люд
Поспишут и в тюрьму везут).
Всё это так, коль без ума.
На то тюрьма – она тюрьма.
Но только (смысла нету лгать),
Я не могу одно понять:
Лишили воли – так и быть –
Зачем же голодом морить
Людей, а чуть (какая прыть!)
Кричать, травить, ногами бить!
Наверное, чтобы вовек
З/к погиб как человек.
Не потом ль в стране моей
Так много развелось зверей?
Удача
Неделю целую герой,
Томимый новою мечтой,
От голода страдая сам,
Хлеб отдает свой голубям,
А голуби уж под окно
Слетаются, как и должно –
Там ждет их нищенский обед.
Однако и упрям поэт.
За эти дни он похудел,
Осунулся, со щек слетел
Румянец бледный и на них
Видны следы морщин больных;
Глаза огонь безумный жжет.
Но день удачи настает,
И сизарю уже вослед
Рукою помахал поэт:
Лети, лети, мой голубок,
Я сделал все, что только мог.
Крах
Наивность - всех поэтов бич.
Пусть так не говорил Ильич,
Но это так. Пока герой
Был голубиною игрой
Захвачен, сквозь другой глазок
За ним внимательный зрачок
Охранника следил. И вот
Он цель поэта узнает,
Спешит, готов уже донос –
Ведут поэта на допрос.
А бедный голубь? Чья душа?
О воздух крыльями шурша
Летит не ведая беды,
Стихия вольной высоты.
Уже недремлющий стрелок
На вышке взвел тугой курок
Еще мгновенье… Треск сухой –
Прервал будильник ужас мой.
Эпилог
Проснулся я. Тепла постель.
За окнами метет метель.
За окнами зима, Сибирь
Мой старый мир.
Мой добрый мир.
Как хорошо лежать в тепле
И мысли о добре и зле
В уме лениво ворошить.
Как хорошо, о други, жить!
Не покушаясь на зиму,
Душою не стремясь в тюрьму…