главы из книги "Московские рассказы".
************************
Горохов проснулся от тревожного чувства голода. Он встал. Косолапя, почёсывая задницу через цветастые, в жёлтую ромашку семейные трусы, прошлёпал на кухню. По дороге ГОРОХ(так его все называли) сонно зевнул. За кухонным окном, на улице зеленясь гуляла весна. Грело солнышко. Горохов открыл холодильник - пусто! "Опять Верка дура ничего не купила! Ну курица пустоголовая!" - разозлился Горохов. Он ещё раз почесал задумчиво задницу. Зевнул. И начал полусонно собираться до магазину.
*************************
Нюша Охлобыстина возвращалась домой из редакции, где обговорила предстоящий тираж готовящейся к изданию своей новой книги, с звучным названием "ПерепИтии судьбы". Нюша спешила домой. Недописана была ещё заключительная часть последней главы, главы, где главная героиня, всего добившаяся в этой жизни сама, благодоря своему неординарному уму и таланту спешит в белой, золочёной карете на свидание с маркизом, с которым после свидания и сбегает от своего старого, ревнивца-мужа в солнечную Испанию, откуда её молодой любовник маркиз и был родом.
Нюша уже второй день всё обдумывала заключительный мазок этой сцены. Вот и сейчас, удобно расположившись в кожаной сидушке своего чёрного "Гелендвагена" (подарок одного из любовников) под лёгкую, непренуждённую, распологающую к образности музыку, она всё домысливала и дорисовывала последнюю встречу тайных любовников, героев своего романа. Но заключительная сцена как-то не удавалась. Она всё витала где-то рядом в воздухе и вроде-бы как в общих чертах уже складывалась, но в самый последний момент как-то ускользала и расстворялась. Не хватало какого-то мелкого штриха. Чего-то этакого. Какой-то весомой мелочи... Так Нюша всё ехала и всё думала, когда вдруг её телефон усеянный бриллиантовой крошкой пропел "Кукарача".
Вобще-то Нюша считала себя на сегодняшний день весьма успешной "бизнес-вумен", особой достопремичательностью её "бизнесс-коллекции" в коию входили небольшии бутики, салоны красоты и прочее - состовляли книги. Да. Нюша писала книги! В основном это были женскии романы, переполненные слезами разлук и радостями любовных встреч и приключений. Благородные дамы из её романов, любя и бредя своими любовниками, завсегда совершали лёгкие безумства, бросая как правило своих дряхлых мужей на произвол злодейки-судьбы, а рыцари на "белых" конях увозили их за горизонты прекрассного и безмятежного.
Ко всем её прелестям и красотам, добавим что Нюша, в отличном совершенстве владела языками: французским и немецким. Она читала английских и французских классиков и посещала литературные салоны Москвы. Так-же она занималась лёгкой, необременительной благотворительностью, посещала солярий и любила летать на Ибицу где по полной зажигала в кислотных клубах. Мужчины к Нюше так и липли.
- Аллэ...Солнце моё, - зашелестел приятный, вкрадчивый мужской баритон, - Ты где? - "Кто это?..." - не разобрав голоса подумала Нюша, в слух же невозмутимо пропела:
- Я еду по Рублёвке милый...
- Ты не забыла что завтра у меня день рождения любовь моя?
"Валерик!" - щёлкнуло в Нюшиной белокудрой, ухоженной головке.
- Ну конечно-же любимый. Как я могу забыть! - обиженно проворковала длинноволосая красотка.
- Тогда завтра в 18.00. у меня. Я целую тебя в глазки - солнышко.
- И я тебя пупсик, - и Нюша сделала большими, яркими, гелевыми губами в трубку -"Чмоки-чмоки...". Про себя-же подумала "Ну Валерик...Завтра меньше чем за сто тысяч экземпляров ты от меня не отделаешься!". Нюша была хоть уже и не очень, но довольно таки ещё молода, красива, статна-ладна и фигуриста. О её пятом размре груди слагались легенды. Мужская часть Московского бомонда брендила Нюшиной грудью. Одни из них утверждали с видом знатоков - что Нюшина грудь дутый селикон; другие же возражая, говорили, что Нюшина грудь при ближайшем рассмотрении на ощупь - весьма даже натуральна!
- "Хенесси!" - вдруг вспомнила Нюша, - "У меня ведь совсем закончился мой любимый
"Хенесси"! Я же фиг что допишу без него!". Нюша припорковалась на стоянке возле магазина и выйдя из "мерина" воздушно покачиваясь на высоких каблучках, лёгкой, на зависть всем московским модницам, изящной походкой, направилаь к дверям магазина.
Горох, прогрев свою раздолбанную девятку и ещё раз обматерив в сердцах свою любимую Веру, даванул на газ. Заехав на стоянку магазина он незакрывая машину как и всегда бросил её с работающим двигателем и направился к входу.
У дверей магазина, ещё до конца не проснувшийся Горох замешкался и взялся за ручку двери, которой уже коснулась нежная, щеголяющая белой перчаткой, рука длиноволосой, белокурой девицы. Да, дорогой читатель, ты не ошибся - это была Нюша.
2.
В следующее мгновение обе руки, одна женская, элегантная и нежная как шея
"балетного" лебедя, в белой как первый снег в Алпийских горах - перчатке; другая грубая, как кузов первого советского трактора мужская лапища, с крупными, уродливо остриженными ногтями, вместе потянули дверную ручку магазина на себя.
- Ой! - сказал наивно и по детски только что проснувшийся от лёгкого казуса Горох, - Извините меня ради Бога! - в следующее мгновение Горох заметил на лице девушки слева, возле уголка рта небольшую, сексуальную родинку и что-то знакомое показалось Гороху в лице этой девушки. Но додумать Горох не успел... Нюша резко дёрнувшись вырвала свою тонкую ручку из под лапы Гороха. Скривив личико, брезгливо глядя на Гороха и вычурно надув свои гелевые губки, Нюша тут-же демонстрационно и грациозно сняла с правой своей руки, только что тронутой лапой Гороха, белую, как фата нетронутой ещё невесты перчатку и презрительно "фукнув", бросила её в тут же стоящую рядом, жёлтую, в виде жизнерадостного, глупого пингвина урну и элегантно покачивая бёдрами расстворилась в дебрях магазина.
От такого "форс-мажору", Горох, забыв вообще зачем он тут оказался, озадаченно стоял на площадке возле магазина, непонимающе хлопал ресницами и почёсывая пальцами у себя в затылке, что-то явно и озадаченно обдумывал.
Через минут пятнадцать, высокопарная, на высоких каблучках блондинка, с пакетами в руках, в одном из которых лежала бутылочка столь любимого Нюшей "Хенесси", и модный как песни Челентано яркий, цветастый итальянский галстук (подарок имениннику), с одной лишь белой, как манна небесная перчаткой на левой руке, с задранным к верху носиком, плавно покачивая бёдрами и никого не наблюдая вокруг, вышла из магазина и гордо и независимо, как Бальзаковская мадам "ПампидурЪ", направилась на прилежащую к магазину автостоянку.
В следующее мгновение. Вдруг. И совершенно внезапно. Нюша получила такого увесистого "пендаря" по своему округлому, тренированному в одном из самых лучших тренажёрных залах Москвы заду, от притаившегося в томительном ожидании с боку от дверей магазина Гороха, что правый её каблук спотыкнулся, Нюшу повело, и она, как уставшая на выпаске корова на поляну - чуть не рухнула на асфальт. Нюша конечно-же недоумённо обернулась и увидела, как коренастый, короткостриженный, в чёрной кожанной куртке, низкорослый, сутулый (следствие долгих занятий боксом) паренёк, снимает со своей правой ноги ботинок и демонстративно бросает его в того-же жёлтого, жизнерадостного глупого урну-пингвина, прямо поверх белой, как пышная пена в большой кружке пива - перчатки.
Скрестив по Наполеоновски на груди руки, Горох радостно и самодовольно ухмыляясь, смотрел на белокурую фурию, и под одному только ему сейчас слышимую с небес, грянувшую, победную мелодию, стоял и чуть покачиваясь, притопывая правой ногой одетой в носок по площадке в такт этой незримой мелодии, поигрывал по плечам пальчиками.
- Какая отвратительная рожа у этого низкорослого, горбатого урода! - подумала Нюша, пристально и с интересом, отмечая все детали Гороховской физиономии, - А какой у него безобразный, вульгарный картофельный нос! А эти огромные оттопыренные уши! Упырь да и только!
У кого-то на стоянке из автомобиля громко играла музыка. Фурия нисколько не смутившись произошедшей нелепостью, повернулась к довольному собой Гороху и соблазнительно глядя на Гороха, как опытная стриптизёрша, сделав несколько танцевальных "па", тихо и нагло поигрывая бёдрами под разлетавшуюся и слышимую повсюду музыку и зачарованные взгляды покупателей, оказавшихся совершенно случайно в этот момент около магазина, медленно сняла с себя юбку и пританцовывая,
не отводя глаз от Гороха, двигаясь в такт музыке подошла и кинула эту юбку в ту жу-же жёлтую, жизнерадостную, глупую, урну-пингвина. Юбка как парашут накрыла собой выглядывающий из неё краем носка Гороховский ботинок. Сногсшибательная фурия, на высоких каблучках, оставшаяся только в ажурных, голубых, французких трусиках и чёрных чулках, на глазах у десятков остолбеневших, изумлённых, ничего не понимающих покупателей, и одеревеневшего, явно чего-то пытающегося сообразить Гороха, повернулась ко всему миру задом и поигрывая открытыми своими для всеобщего обзора очаровательными, упругими, в меру подкаченными ягодицами, как всеизвестная супер-модель по подиуму, бесцеремонно зашагала к своему
"Гелендвагену". На левой ягодице у красотки, почти в самом низу виднелась в форме сердечка средних размеров родинка, что придавало ягодицам красотки необыкновенного "шарму" и притягательности. На Гороха, смотрящего вслед красотке, а точнее на родинку в форме сердечка, вдруг навалилась чёрная и густая туча воспоминаний, она обволокла Гороховский мозг, родинки закрутились и замельтишили в голове как ураган "Катрин", вдруг в Гороховской голове проснулся и рванул сметая всё на своём пути вулкан похороненных страстей озаряя воспоминания из прошлого - и Горох, вдруг что-то изумлённо вспомнил...
Над магазином же тем временем нависла тишина. Нюша, открыв затонированные стёкла в своём чёрном, наполированном как палуба американского авианосца "Гелендвагене" и врубив на всю какой-то "безбашенный" музон, хорошенько газанув, не глядя ни на кого, наигранно и привычно сжав трубочкой селиконовые губки, победно реваншируя, скрылась в водовороте уличных, московских автомобилей. Некоторое время очарованная Нюшей толпа загадочно молчала. А когда пыль поднятая "Гелендвагеном" рассеялась, поднялся такой хохот! Самым первым захохотал один конопатый как солома, беззубый мальчишка лет шести-семи, он плюхнулся задницей на асфальт и тыча своим пальчиком то вслед изчезнувшей красотке, то на угрюмого словно на похоронах Гороха, громко и разливисто, как это только могут маленькии дети - весело загоготал. От души сначала хихикая, а хатем перейдя на громкий иронический пафос, стали хохотать и взрослые граждане. Как кони заржали огромные как индийские
слоны охранники, что стояли на дверях у входа в магазин которые стали невольными свидетелями всей этой маленькой,незатейливой, "шекспировской" трагикомедии. По своему хохотали с веток дерев вороны и с окрестных крыш все коты разных, чудных расцветок, один из них яркий и рыжий как солнечный удар на черноморском пляже, переборщив со смехом даже сорвался с крыши с диким криком "мяяяя-уууууу", но мягко презимлившись на пушистые лапы (как это только умеют делать все принадлежащии к породе кошачьих) вновь ловко и быстренько по кошачьи забрался на крышу и удобно расположившись на ней, снова продолжил хохотать. Хохотало в этот миг и разогнавшее тучки солнышко - хватаясь за свой яркий животик. Незаметно для всех улыбаясь, содрагаясь смеялись и небеса - вечные свидетели человеческой глупости и гордыни, а к вечеру, над этой передаваемой со скростью "телеграммы-молнии" историей, уже хохотал весь город.
Горох, удручённый произошедшим, под непреходящий хохот подошёл к жизнерадостной урне-пингвину, достал из неё свой ботинок и одев его на ногу, молча, зло и понуро зашагал к своей раздолбаной девятке.
Вечером выпивая водку и основательно закусывая Горох рассказывал пацанам у себя дома:
- Помните лет семь назад у Фарида днюху справляли в "Белом Медведе?". Генка ещё шлюшек приволок, стриптизёрш этих трёх грёбанных, одна такая беленькая, мы потом ещё вчетвером все с ней угарали.
- А, эта что-ли, котороя всех "убила" тогда? У неё ещё родинка на жопе?....
- Да, да, да, - радостно заегозил Горох, - Представляете сегодня встал - холодильник пустой, а эта Верка дура (тут Горох нецензурно выругался матом) опять забыла пожрать купить, ну я и метнулся до магазина... И Горох в увлекательных красках, скрыв только заключительный, и неприятный конфуз с поднятым из урны ботинком, рассказал пацанам всю случившуюся у магазина историю.
- "Гелендваген" себе "насосала"! - заключил один из товарищей Гороха, - Молодец девка! Поднялась!
- Тебе бы Грихан такой рабочий рот как у неё, - тут-же сострил рядом сидящий кучерявый паренёк в чёрных очках, с мощной, как фонарный столб шеей Валёк, в прошлом неоднократный чемпион района по шахматам и шашкам, - ты бы уже на личном космическом корабле летал!
- Это точно! - подтвердил Гришка, закусывая опрокинутую рюмку водку горячей немецкой сарделькой.
- Внимание! Внимание! - дебильным, писклявым, дикторским голоском ядовито опевестил всех Валёк, - Говорит Германия! Первый Российский космонавт -трансвистит Гришка - "еловая шишка", взяв с собой на борт корабля тонну немецких сарделек - улетает сегодня на луну! Хи-хи-хи..... И вся компания дружно рассмеялась.
3.
Приехав домой, в свою шикарно обставленную 3-Х комнатную квартиру на Тверской (подарок одного из любовников), налив себе в большой фужер любимого своего
"Хенесси", ярясь и багровея от поминания недавнего конфликта, Нюша после третьего фужера, немного повеселев, села печатать продолжение своего экстронеординарного романа...
Последние лет семь прошло стех пор, как Нюша стала вращаться в кругу богатых мужчин. Застенчивая и кроткая некогда Нюша, совершеннейше изменилась попав из Урюпинска в Москву, сначала это было какое-то модельное агенство, работа секретарём-референтом, горничной в одной из дорогих гостиниц, затем работа в стрип-барах, где Нюша и познакомилась с одним из первых своих богатых любовников который и "ввёл" её в высшии "деловые круги". В этих "деловых кругах" Нюша со временем быстро "перезнакомилась" почти со всеми деловыми дядьками, и сразу, у неё появились новые, некогда недосягаемые возможности. Из скромной и кроткой некогда девушки, Нюша со временем превратилась в опасную, расчётливую, зубастую хищную акулу-пиранью, которая ради своих корыстных интересов готова была на всё что угодно. За счёт своих любовников Нюша стала издавать и продвигать на книжном рынке используя все элементы мыслимого пиара, как ей казалось свои высокохудожественные "экшн-книги".
Среди первых московских "светских" львиц и красавиц, Нюша сразу-же произвела фурор "разорвавшейся атомной бомбы" как только подьехала вся усыпанная как Новогодняя ёлка мишурой - бриллиантами и золотыми украшениями, на презентацию своей первой книги (устроенную ей одним из её любовников в "Метрополе") - на новеньком, сделанным по спец.заказу "Порше". Праздничный "фуршет", вернее презентация первой книги удалась на славу!
- Вы знаете, - долго судачили потом мадамы из "творческих" московских кругов, - У Нюшы Охлобыстиной определённо хороший и тонкий вкус! У неё такой крутой "Порше!", такие украшения! Такие крутые любовники!... А ещё Нюша пишет книжки!
- А о чём же она пишет?
- А чёрт его знает. Говорят что о любви...
И всё-таки надо отдать должное незаурядному Нюшиному "таланту"! Книги её расскупались и приносили ей неплохой доход. Обожателями и почитателями Нюшиного "гения" были почти все юные и прыщавые, половозрелые девушки Москвы и росийсских периферий, для которых Нюшино творчество являлось неким таким маяком в море жизненных бурь и стихий, эдакой картой-компасом, следуя которой, любая деревенская простушка, как некогда сказочная Золушка, обязательно, как и все героини Нюшиных романов найдёт своего принца! И под занавес сказки, на её красивую, миниатюрную ножку, этот принц со словами, - "Как я долго искал тебя любимая!" - таки и оденет хрустальную, маленькую туфельку, которая придётся ей в самую пору, а затем, усадив её рядом с собой на белого коня, галопом помчит её сразу и прямо - в "ЗАГС"!
Однажды какой то тип в очках, по профессии генеонолог (прошу вас не путать с гинекологом!) внимательно изучив и исчислив Нюшино генеологическое древо, искренне и честно сказал ей выписывая чек к оплате на пятьсот доллоров - что её родная мама происходит родом от испанской королевы Изабеллы.
- Я так и знала! - только и сказала упоительно вздохнув Нюша - и с того времени стала посещать новообразованные, модные, великосветские дворянские общества, где она с упоением и мечтательностью декламировала лицам "голубых дворянских кровей" свои стихи о любви, о разлуке и о вечном... Все новоявленные "дворяне" в основном богатенькии особи мужского пола невообразимо восхищались Нюшиными стихами, называли её второй Ахматовой, и непременно приглашали Нюшу куда-нибудь приятно отдохнуть. Последний раз Нюша отдыхала с одним старым евреем по имени Мойша на Мальдивских островах. Как оказалось ( и это подверждает грамота выданная Мойше "Русским Дворянским Обществом") совладелец "Еврейского Национального Банка" - Мойша Шниберсон, являлся одним из потомков убиенного некогда большевиками - Николая 2, и часто перебрав на Мальдивах "керосину", пьяный в стельку Мойша, расспуская сопли гордился и хвастался Нюше, что скоро, с помощью его денег, в России восстановят монархию. А он, Мойша Шниберсон, станет императором великих Россов!
- Карета подьехла к условному месту на Елисейских полях, - продолжала печатать Нюша окончание романа, - Карета подьехала... Карета подьехала... - мысль, порождённая одной из изощрённых извилин писательныцы крутилась на кончике языка приятно смоченного "Хенесси" и парила, - Карета подьехала... подьехала... - и вдруг, в Нюшиной голове ярко, наполняя всё пространство, блеснула молния, появился и исчез образ мерзкого, овратительно-страшного носастого горбуна с оттопыренными ушами, тут же сразу промчался легкокрылый пегас стуча копытами по самоёй макушке недоступного для многих, литературного Олимпа. Тысячи голубоглазых,
пышущих здоровьем краснощёких, полногрудых муз, в французких шляпках, лица которых были прикрыты пеленой тонких вуалей, проплывая над Олимпом на розово-синих облаках, формой своей напоминающих веера, с которых свеся языки выглядывали маленькии "пикинесы", дружно и в унисон заиграли на музыкальных инструментах нечто невообразимое - и Нюшины, халёные, ухоженные пальчики, тарабаня чечётку, забегали по клавиатуре поблёскивая перед экраном монитора яркими как кровь ноготками :
- Карета, поблёскивая инструктируемой позолотой подьехала к условному месту на Елисейских полях. Грязное, низкорослое, быдло, - писала Нюша, - из тех, что вечно блуждают здесь в поисках лёгкого приработка, опережая других, таких-же как и оно самоё, никчёмных, грязных людишек, подбежало к карете и, опередив остальных убогих соперников, с невыразимым подобострастием и заискивающим взором, склоня почтительно голову, потянуло ручку кареты на себя.
Из золочёной кареты, в модной, французской шляпке, с лицом, полным достоинства, и благородства, прикрытым лёгкой, прозрачной вуалью, с маленьким пикинесом на руках, ошейник которого был украшен настоящими коралами, а отполированная золотая пряжка, признак роскоши и достатка - блестела и переливалась, как блестят и переливаются ордена генералов на параде - вышла эмпозантная дама. Продолжая мять драный, видавший виды снятый картуз, который это убожество, как нищий на паперти ожидая награды за оказанную им услугу держало днищем к верху, плешивый человечек, страшно сутулясь, заискивающе переодически поднимал глаза на даму и тут же в страхе их опускал. Помахивая веером и сниходдительно оглядев грязного, убогого горбуна, дама с собачкой брезгливо кинула ему пару мелких монет. Убогий горбун начал кланяться и что-то благодарно и бессмысленно, еле слышно лепетать себе под нос.
- Какая отвратительная рожа у этого безобразного урода-горбуна!!! - с отвращением подумала прелестная, великосветская дама разглядывая свысока из под вуали черты лица грубого, мужланА. - А какой у него безобразный, вульгарный картофельный нос! А какие у него огромные, оттопыренные уши! Упырь да и только! - и молодая особа, горделиво и непринуждённо, обмахиваясь веером, поблёскивая колье с бриллиантами и дорогими перстнями, с "пикинесом" на руках, направилась в парк, на свидание с маркизом....