Медуза
От этого плевка суши каменных кляпов
Глаза отброшены белыми палками,
Чаши ушей вбирают несуразности моря,
Здесь обитает твоя жуткая голова — Божий шар,
Линза милости,
Твои подручные,
Наслаивая яростные клетки в тени моего киля,
Толкают, как сердца,
Красную стигмату к самому центру,
На буруне прилива скачут к ближайшему пункту отправки,
Влача космы волос, как у Иисуса.
Интересно, спаслась ли я?
Мой ум влечется к тебе,
Древняя пуповина в ракушках, атлантический кабель,
Который чудесным образом восстанавливает сам себя.
И все ж, на своем конце провода всегда чувствую
Прерывистое дыханье, твое присутствие,
Изгиб воды, отпрыгивающей
K моей водяной уде, ослепительной и благодарной,
Прикасающейся и всасывающей.
Я тебя не звала.
Я вовсе тебя не звала.
А ты, тем не менее,
Из моря ко мне приплыла.
Толста и красна, плацента,
Парализующая любовников во время соитья.
Свет кобры
Выдавил вздох из кровавых колоколов
Фуксии. Мертвая нищенка,
Не могла вздохнуть я,
Как рентгеном, облучена.
Кто же ты по-твоему такая?
Облатка причастия? Толстуха Мария?
Не вкушу ни капли твоей плоти я,
Бутылки, в которой заключена,
В жутком Ватикане.
Сыта по горло раскалённой солью.
Зелёные евнухи, твои желанья,
Шипят на грехи мои.
Прочь, прочь, щупальце змеи!
Ничего не осталось меж нами.
Примечание
Весьма фрейдистское стихотворение, которое в черновике называлось «Мама: Медуза», причем даже имя матери Аурелия обыгрывается. поскольку так называется вид медуз. В окончательном варианте метафоры еще больше зашифрованы. Слово "barnacled", означающее одновременно и "поросший ракушками" и "очкарик", также может относиться к матери, тем более, что оно определяет слово "umbilicus" — пупок, пуповина. Кобра тоже неспроста, поскольку в книге Филипа Уили (Philip Wylie "The Generation of Vipers", 1943), о которой Сильвия Плат упоминает в стихотворении "Няни" и которая оказала значительное влияние на несколько поколений америкацев, утверждается, что причина упадка американской культуры в матерях, лишающих воли и отбивающих охоту к сексу.
Вот одна из статей на эту тему:
http://erea.revues.org/186
Перевёл Ян Пробштейн
С выступа каменных ротовых затворов
Скатываются глаза, подступая к кончикам белых веток,
Уши вобрали в свои чаши волнистости моря,
Живи в своем невозмутимом сознании – в божественной сфере,
Линзе прощений,
Твои марионетки
Плывут в заточении тени моего корабля
И бьются, подобно сердцам,
Red stigmata at the very center, / Красная стигмата в самой середине,
И лавируют на рваной волне до ближайшей точки
Отправления,
Влача за волосы своего Иисуса.
Так вырвалась ли я?
Сознанье мое стремится к тебе,
Старая пуповина, обросшая ракушками, атлантический кабель,
Действующий, как ни странно, до сих пор.
Что бы ни случилось, ты всегда там,
Неровное дыхание на конце моей лески,
Изогнувшаяся струя, взметаемая
Моим водяным проводом, слепящая и благодарная,
Ты трогаешь и засасываешь.
Я не звала тебя.
Я никогда тебя не звала.
И все же, и все же
Ты летела ко мне через море,
Толстая и красная, плацента,
Что парализует протестующих любовников.
Свет кобры,
Выжимающий дыхание из кровавых колокольчиков
Фуксии. Я не могла вздохнуть,
Мертвая, обнищавшая,
Примелькавшаяся, будто рентгеновский луч.
Кто ты, по-твоему?
Печать причастия? Мария-Медуза?
Я ни разу не откушу от твоего тела,
Бутылки, в которой живу,
Устрашающего Ватикана.
Мне до смерти надоела горячая соль.
Зеленые, как у евнухов, твои желания
Освистывают мои прегрешенья.
Прочь, прочь, скользкое щупальце!
Между нами ничего нет.
Перевёл Дэмиэн Винсачи
Medusa
Off that landspit of stony mouth-plugs,
Eyes rolled by white sticks,
Ears cupping the sea's incoherences,
You house your unnerving head-God-ball,
Lens of mercies,
Your stooges
Plying their wild cells in my keel's shadow,
Pusshing by like hearts,
Red stigmata at the very center,
Riding the rip tide to the nearest point of departure,
Dragging their Jesus hair.
Did I escape, I wonder?
My mind winds to you
Old barnacled umbilicus, Atlantic cable,
Keeping itself, it seems, in a state of miraculous repair.
In any case, you are always there,
Tremulous breath at the end of my line,
Curve of water upleaping
To my water rod, dazzling and grateful,
Touching and sucking.
I didn't call you.
I didn't call you at all.
Nevertheless, nevertheless
You steamed to me over the sea,
Fat and red, a placenta
Paralysing the kicking lovers.
Cobra light
Squeezing the breath from blood bells
Of the fuscia. I could draw no breath,
Dead and moneyless,
Overexposed, like an X-ray.
Who do you think you are?
A Communion wafer? Bluberry Mary?
I shall take no bite of your body,
Bottle in which I live,
Ghastly Vatican.
I am sick to death of hot salt.
Green as eunuchs, your wishes
Hiss at my sins.
Off, off, eely tentacle!
There is nothing between us.