А там - боги крыс и пещер.
Пузатенькие божки нефрита.
Бабочки,
В мохнатости чьих
не всегда насекомых тел
я с непривычки
искал
Испанию.
Тяжеловатые божки крыс и пещер,
Угрюменько вырезанные из нефрита.
О, Мадонна,
Желт как подсолнух
Я, как подсолнух – цел,
А все ж с непривычки
искал
Испанию.
И никого так не любят боги,
как любят они меня.
Расплачиваюсь зрачками.
Плата – невелика,
Но, Мадонна!
Как хотелось бы –
Сердцем.
Зеленоватые божки крыс и пещер,
Подслеповато пялящиеся из нефрита,
Я - Великий пернатый,
а, может, и
не пернатый змей,
Тот, что не хочет вовсе
Найти
Испанию,
Я хочу слышать гул крови моих пустот.
Пустот затопленных
Неимением уже сердца.
Я хочу слышать,
как остывает ток
В пальцах и нервах
Очередного тельца
Мною опробованного
На вкус.
Ибо даже с незрячих глаз
Мне не снять покров
Красоты.
О Мадонна,
Прими, прости
Бога радости
собой непрощенного.
А раньше – ящерицы у беззубых портов,
Неумело вычертанные на кобальте,
Ящерицы, не имеющие хвостов,
Лестницы – с неба в патио.
Чего желать,
Как не новой конкисты.
Особенно тяжела
кровь.
Лучиста,
Тягуча.
Искренне?
С исчисления
Кручи
Мне попалась
Какая-то вовсе
Не испанская
Кровь.
Ай, Мадонна,
Сколько ж голов
У одной
Такой безобидной
Гидры?
Ящерки у беззубых портов,
Сухие от переизбытка солнца
Ящерки, не имеющие голов,
Просоленные оконца
В лето.
Ради чего,
Как не новой войнушки -
С истреблением
поголовным
Ненужных и
Нужных.
Иначе зачем
Что-то пробовать тут на вкус -
На пирамидках
Лишних
Божков
Из сластей и бус
Мне б, Мадонна,
Редчайшую склонность -
Сладчайшую
склонность
К молчанию.
Ибо даже с остывших губ
Мне не счистить звук
Красоты.
Ну же, донна,
прими
Бога
В себя
Не влюбленного.