Я чист.
Я - грустный и спокойный лист,
Грозой оторванный от дома,
Грозою вырванный из плоти,
И я, решеньем Папской воли,
От Рима отлучен навек.
Признаюсь, радуюсь разлуке,
Ведь Рим подобен старой шлюхе,
Все так же мил и терпелив,
Все так же пьян и не ревнив.
Ну а семья? Что - "А СЕМЬЯ?"
Семья убила. И сожгла.
Но я не трус, я отомщу,
Я вновь вернусь и разыщу
Тебя, Отец, тебя, Чезаре,
Тебя, Лукреция, и Мать,
И всех, кто не прощал, кто вслед смотрел,
Ну, и смеялся... Как он посмел?
Он, кто он такой?
Какой-то пакостный изгой,
Он улыбается, как я,
Потом кинжалом... Снова я.
Но он подкуплен. Я же - нет.
Он хоть не знает, что есть свет.
Я убивал. Но ты не знаешь,
Что тот несчастный господин
Всего лишь конюх из Пизаро,
Что он Лукрецией любим.
Ну а она... Ну что, ОНА?
Сама же шлюха виновата.
Не знаешь ты, Святой Отец,
Что кровь за кровь идет расплатой.
Она же БОРДЖИА, а он?
А он-то кто? Самоубийца!
Ну что ты, Папа, как ты мог,
Что я, твой сын, - его убийца?!
Ну да, ты прав, тут я согласен.
Но я попробую молчать.
Чезаре, право, будет спорить,
В глаза смотреть. И ревновать.
Ведь ты же снова не заметил:
На главной площади столицы
Сошлись мы снова. Я и он.
Мы взяли шпаги, не молившись,
И до победы есть лишь миг...
Который гнусно разорвали.
Тут я унижен. О, Отец!
Давай уедем на Форли!
Мы честно развернем штандарты,
Мы победим! В который раз!
И пусть Господь с тобой на "Ты",
Пусть он хоть раз тебе поможет,
Туда, где битва, где полет,
Где честь и месть не знают ссоры,
И прекратят на миг один
Свои задумчивые споры...
Что ты сказал?! Что я БЕЖАЛ?!
Да как ты смеешь, ты, подонок!
Еще зовешься Папой ты?
Чтобы меня, во лжи, опять?
Не обвиняй меня, Отец.
Хоть снова прав ты - я есть лжец.
Но тут мне нечего стыдиться...
Ведь ты опять меня простишь.
Вот ты обнимешь, расцелуешь,
И спать уложишь, как тогда...
А знал ли ты, что милый братец
С сестрою тайно обручен?
Да-да, Чезаре, по неволе,
Лишил Лукрецию... Молчи!
Не в храме же! Не в памяти святых мощей!
Ну-ну, ты хочешь знать?
Он тайно, ночью, уходил,
В сады, любимые сестрою,
Он звал ее, и он любил,
И нежно звал ее женою.
Почем я знаю? Видел сам.
Убил бы брата, прям на ложе,
И я б поклялся всем Богам,
Что видел их. ЧЕЗАРЕ БОРДЖА!
Я опоздал! Я сам хотел найти сестрицу,
Любить ее в вишневом парке,
И звать ее, и видеть лица,
Всех тех людей, тех, что в мраке,
Убил я. Да, я каюсь.
Перекрести меня отец.
Во имя Сына, и Отца, я каюсь.
Все, теперь мне можно убивать.
Я снова лист в ночных лесах,
Я снова вижу небеса.
Я плакал, Папа. Но, наконец,
Теперь я чист. Умри, Отец.