Смотришь, как осень срывает последний листок,
Мажет небрежно зарю журавлиным клином,
В сердце курлычет, а ты все глядишь на восток,
Что восстает из-за гор седым исполином.
Смилуйся, княже, узорны твои терема,
Теремный двор богат и на диво просторен...
Что не оглянешься ты на вершину холма,
К капищу славных богов, иль, как раб, подневолен?
Мира и света хотел, да погряз во крови,
Блудом да несытью имя свое споганил.
Или ты думаешь, что от вселенской любви
Пурпуророжденный что-то тебе оставил?
Княже великий, вглядись ты в глубины родов, -
Голосом, шепотом тех, что и ныне святы,
Стелется вечностью боль, - за нее ли готов
Быть на кресте из стылой осины распятым?
Ладно ль, сынок мой, вершить поперек, из нутра
Перерезать пуповину за час до смерти?..
Новая жатва взойдет, и водою Днепра,
Имя твое византийским пером начертят.