Толпа гудела, выясняя, кто же лучше?
Вино лилось в уста, а смех извне.
А между тем тысячелетний старец
Считал погрязших в мраке и вине.
Он восседал сред них, ведя свой тихий счет,
Глаза его безумием блестели.
А охмелевшие от празднецтва вокруг
Его не замечали, не хотели.
И наконец последнее число
Сорвалось с губ его, и поднял старец взгляд -
Знакомтесь, гости имя мое Зло!
Промолвил старец сквозь зубов неровный ряд.
Затихли голоса, прервалась речь
Под звон разбитых вдребезги бокалов,
И голос был загробен и зловещ,
Вторимый хором адских кардиналов.
Сверкнули когти дьявольских бойцов,
Возникших средь толпы из дыма серы,
Гремя цепями порванных оков
С давно истлевшими на них замками веры.
И потянулись руки грешные к крестам,
Цепляясь мертвой хваткой в обереги.
Улыбку жуткую придав своим устам,
Старик шепнул - Ну что ж? начнем, коллеги.
Трещала плоть под диким натиском когтей,
А крики вмиг слились в предсмертный хор.
Из рваных ран в игре затейливых теней
Кровь вырывалась, орошая весь простор.
Рычали твари, пожирая свой обед
Из грешных душ, безумевших от страха.
А в центре пиршества сидел все тот же дед,
Имевший тысячи имен Властитель праха.
Спасенья не было, для всех один конец.
Но даже в поисках себе легчайшей смерти
Запястья каменели, сталь в свинец.
Ломались лезвия и хохотали черти.
Затих последний крик, прервался стон.
Поднявший крест из смеси крови, серы,
Смеялся, хохотал и плакал Он,
Держа в руках простой металл без веры.