Из давки-сутолоки в божьи сумерки,
в само безмолвие из часа пик
добро пожаловать, сударик; судороги века - по боку, они - тупик.
А здесь у дел звезда Полынь и опиум,
здесь не-пойми-кого кругом терпя,
наипытливейший во всей Европе ум, цежу миазмы я и жду тебя.
Наследник бед и зол,
насмешек и промашек,
тебе - держать кармашек,
а мне - вот-вот в подзол.
Не разминуться бы, уже Курносая
меня в свою вписала летопись.
Что до дальнейшего не-лже-прогноза – я смолчу, наверное. Поторопись!
Не обмануться бы, от лауданума
оторопев, от этой ли толпы;
не заблудиться бы, нагнав туману на плетень, читай: не обознаться бы.
Каким ты будешь, тот,
что дышит мне в затылок,
строитель рож, ухмылок
ваятель, Суини Тодд?
Под лес органа век умей оплакивать,
будь надувалою растяп и щек
или таким, как я, 'тебе оплачивать с избытком этот мой последний счет.
Я ждал и дольше бы, еще до ночи, как - никак,
не близко ( Смерть, не задувай...),
да вот с обоями беда в цветочеках, "Either this wallpaper goes or do I."
Я ухожу, как жил,
а жил я не по средствам,
не удружил с наследством -
транжира из транжир.