Вороньим криком полнится мой сон,
Что невесом,
Что завесой стирает день-деньской,
Что мой покой,
Что окончание меня самой…
Я, в чернокнижии клянусь несуществующему богу,
Я, ангелу рисую полумраком ореол,
Я, вечный и извечно одинокий тут художник,
Мольберт ещё не завершён,
Холст только тронули кровавые отблески вёсен,
Смешенье переливов красок,
Бесконечности тонов –
Вот то, чего я ради наполняю тьмою
Свой бокал,
Вот то, чего я ради знаменую свой фатал,
Вот то, во имя чьё я возвеличиваю неизвестность…
Тень в облачении незримом вдоль проходит,
Садится на приступок,
На бесцветный пол бросает в пепле нож,
Края его зазубрены, отточены, тонки,
По ткани белоснежной рассекает плоть судьбы,
По шёлку бьющегося сердца в хрустале уходит,
В алтарь недвижное светило вносит,
И в колокол, отлитый из свинцовых слёз,
В набате сшитым пустотою отдаётся крик,
Мольба последняя, мой стих и стражник вещий – страх во тишине, в моей груди…