Узы одиночества

Галя Мамонтова
Вечерело. За окном протяжно завывал ветер, бросаясь в стекло снежными хлопьями. В хате чисто прибрано, тепло натоплено, пахнет томленым молоком и еще чем-то сладким. У печи сидит маленькая сгорбленная старушка и безотрывным взглядом смотрит на алые языки пламени, жадно слизывающие смолку с еловых поленьев, время от времени она помешивает в печи кочергой. Возле ее ног калачиком свернулся такой же древний кот, по кличке Барсик, с разорванным в боевых баталиях ухом.
Старушка и кот живут вдвоем уже давно. В теплую пору они вместе выходят на улицу посудачить с товарками о последних деревенских новостях, зачастую ругают правительство и с ностальгией вспоминают прежние времена.
Из хозяйства у старухи остался разве, что Барсик, да небольшой земельный удел, где по утреннему холодку она и копошится в земле. Когда старушонка, еле шаркая ногами, ковыляет к огороду, Барсик верным стражем бредет следом и, устроившись меж грядок, наблюдает за работающей хозяйкой. Временами кота смаривает сон, его морда падает на лапы, и он начинает похрапывать, словно подвыпивший мужик после лишней рюмашки
С наступлением холодов размеренный уклад их совместной жизни ме-няется. Иногда старушка и кот еще продолжают выходить на посиделки, но с первым выпавшим снегом лишаются и этого. А зима, словно издеваясь, тянется медленно, посмеиваясь, завывая метелью и пугая морозами. День, кажется, тягуче долог.
Но даже и в эти тягучие дни у них бывают свои радости. Появляются они из устаревшего по теперешним меркам телевизионного приемника, подаренного старушке много лет назад, как матери сыновей - героев Советского Союза, павших смертью храбрых на фронтах Великой Отечественной. Ведущий любимой телепередачи, такой весь русский и настоящий человек, зазывает к голубому экрану залихватским перебором гармоники, а она звучит, поет в его руках. Потом льются песни народные, частушки, пляски...
Ах, как любит старушка смотреть передачу «Играй, гармонь». Тогда глаза ее теплеют, наполняются влагой и плывут, плывут воспоминания из далекой голубой дали: вот оно первое свидание, замужество, сыновья погодки – Ванечка и Митенька... Сколько воды утекло с того времени, сколько метелей отшумело…
Кот, словно, чувствует настроение хозяйки. Он степенно запрыгивает к ста-рушке на колени, заглядывает в морщинистое дорогое лицо, по которому катится накатившаяся непрошено слеза. Барсик тычется мордой в старушку, будто успокаивая.
По вечерам они рано ложатся спать. Старушка аккуратно расстилает пыш-но убранную кровать, снимает с подушек тюлевую накидушку, поправляет узорчатый подзор, прикрывающий железный каркас кровати.
Прежде чем лечь на покой старушка с верой шепчет слова молитвы Богородице и Всевышнему. Бросая взгляд на фотки, что висят на стене в рамочке, поминает за упокой сыночков, сгинувших на проклятой войне, мужа, которого схоронила уж лет десять, пятнадцать назад: «А я вот все живу старая, копчу землю, никак не помру, погостила тут, надо и честь знать, пора в путь отправляться – думает старуха, – ну, да Господу видней кому какой срок отпустить. Эка вот, живу… Как перст одна на всем белом свете, токмо, что Барсик рядом».
Перекрестившись, укладывается на пышной перине, Барсик тоже ложится, устроившись в ногах старухи. Утром они встают рано по привычке, выработанной с годами.
Порой забегает к ним боевая шустрая бабенка – соседка Нюська, она и новости расскажет, и продукты с базара принесет.
Так и живут старушка с Барсиком связанные узами одиночества.
Тянется время. К исходу зимы старушка все ж предстала на Суд Божий. Сердобольные соседи организовали все, как положено, схоронили мученицу по-христиански, помянули добрым словом.
С того самого времени кот бесследно пропал. Лишь весной обнаружили задеревеневшее тельце животного на могилке своей хозяйки.
Видать крепко были связаны они узами одиночества.