Увлечённо жуя бутерброд с ветчиной, я вышел на балкон.
У подъезда происходило нечто любопытное: локальный бурлящий
микс из соседей с бабой Машей в гуще событий. Откусывая солидный
кусок, я с ленцой прислушался. Галдели о каких-то болезнях или
покупках, или о покупках болезней. «Что за чепуха! Взрослые люди,
а верите во всякую ересь!» - возмущался мужчина в помятой шляпе.
-- Вот тебе крест, не вру! – вспыхнула баба Маша и торопливо перекрестилась.
Нина Аполлинариевна поддакнула и добавила: «Веня, он и у меня купил!
Посмотри на мои руки! Полиартрит прошёл бесследно!».
Веня, не желая более дискутировать, театрально плюнул и со своим
седовласым спутником юркнул в подъезд. Соседки что-то выкрикивали
им вслед, но я уже покинул балкон и, доедая собственноручно
изготовленный шедевр кулинарии, спускался по лестнице.
Бьюсь об заклад, произошло что-то захватывающее. Баба Маша регулярно
влипала в интересные истории: то грабителя задержит, то письмо
президенту напишет, а он ей ответит, то какую-нибудь фиговину
под видом чудо-пылесоса ей впарят мошенники, а потом она штурмует
их офисы вместе со своей подругой-ровесницей Ниной Аполлинариевной.
Ни дня без происшествия. Ковыряясь языком в зубах, я направился
к лавочкам, где активно судачила престарелая парочка, и сходу выпалил:
-- Привет пионерии! Что за шум, а меня не позвали?
Баба Маша, лихорадочно поправляя цветастый платок на голове,
энергично вскочила.
-- Ой, Лёшенька, не поверишь, что случилось!
-- Что? Веня шляпу новую нашёл в мусоропроводе? – ни капельки
не задумываясь, глуповато сострил я.
Пенсионерка вплотную приблизилась ко мне, подумал даже, что сейчас
воодушевлённо прильнёт к груди, как орёл к прометеевской печени.
-- Лёшенька, помнишь мою катаракту? – с этими словами она взглянула
на меня широко раскрытыми старческими блёклыми глазами, словно желая
напомнить, продемонстрировав её во всей своей красе.
-- Помню, конечно! Каждую ночь ворочаюсь, не могу забыть!
-- У меня её купил час назад один представительный мужчина.
-- Что сделал?! – если бы голливудские мультипликаторы взялись
зарисовать удивлённого меня, полагаю, мои глазные яблоки выскочили бы
из орбит и повисли на серых нитях нервов в районе небритых щёк,
а упавшая челюсть отдавила бы пальцы на ногах.
-- Купил! Вот, за пять тысяч, - старушка полезла в кошелёк и вынула
оттуда красноватую банкноту.
Вылупившись на деньгу, я с остервенением начал чесать затылок,
одновременно с этим героически утихомиривая зарождающуюся икоту.
Разглядывая мою озадаченную физиономию, она продолжила:
-- Мы сидели с Ниной на лавочке. К нам подошёл черноволосый мужчина
в костюме, с усиками…
-- Да с какими ещё усиками? – влезла Нина Аполлинариевна. - В каком костюме?
В каких-то брючках и олимпийке, и не черноволосый, а лысый,
как коленка моего Сёмы!
-- Он был в костюме и с волосами! – уверенно настаивала на своём
баба Маша. И повернув голову к подруге, зыркнула на неё словно бульдог
на котёнка.
-- Да лысый он был, Господи! – жилистая пенсионерка в синей кофте
аж подпрыгивала на лавочке. - Лысый!
-- В пиджаке и с волосами! – баба Маша громко норовила поставить
точку в описании незнакомца.
Уязвлённая Нина Аполлинариевна заворчала под крючковатый нос нечто
нелестное о подруге. И напоминала сейчас обиженную чайку.
Только сейчас я заметил, что баба Маша без своих очков с толстыми
стёклами. Как это я упустил из виду. Ведь сразу показалось:
что-то не то в облике. Соседка снова взглянула на меня, слегка улыбаясь.
-- Лёша! Он подошёл к нам и спросил: ни хотите ли продать свою
болезнь? Мы с Ниной конечно так и ахнули, мол, с дуба рухнул, голубчик?
А он не отстаёт. И как он прознал, что у меня катаракта, а у Нины
полиартритом руки скрючило?
-- Действительно, как? – нарочито серьёзно вставил я. - Одна в бинокле,
у другой пальцы в узел завязаны. Не иначе экстрасенс.
Старушка пришла в лёгкое замешательство, но улыбка с её лица не дезертировала.
-- В общем, пристал к нам, куплю за пять тысяч говорит, и протягивает
деньги. Мы естественно согласились за такую сумму-то. Я и купюры такой
не видела, только по телевизору. Даёт, значит, деньги и в придачу
суёт нам какую-то коробочку. Дуйте в неё. Ну, мы дунули по очереди.
Он коробочку закупорил, что-то шепнул, и тут я прозрела! – баба Маша
нелепо взмахнула руками, точно огромная сова в платке. – Скинула
свои очки и давай мир разглядывать, а Нина на руки взглянула – у неё
полиартрит прошёл и пальцы задвигались!
-- Да-да, - соглашалась чайка в синей кофте, - и пока мы радовались,
мужичка и след простыл. Лысого мужичка.
Произнесение предпоследнего слова сопровождалось заметным повышением
голоса. Баба Маша во второй раз повернула голову в сторону чайки,
перевоплощаясь из совы в собаку, и мне даже послышалось бульдожье рычание.
От удивления я не знал, что сказать. Только вымолвил:
-- Надо было меня позвать, я б ему свой гастрит за полцены сбагрил.
-- Убёг он, фантомас-то. Даже сами не успели спохватиться. Я б ему Сёму
своего показала, радикулит его доконал уже, - с лёгким налётом огорчения
отозвалась Нина Аполлинариевна.
-- Баб Маш, дай-ка мне купюру, может фальшивая?
Старушка ойкнула и принялась мять её в руке как посетитель деревенского
туалета – газету. Выхватив банкноту, я проверил на наличие водных
знаков. Вроде всё на месте, да и бумага чувствуется подлинная. Странно.
-- Держи, баб Маш, честно заработанные. Повезло вам с покупателем,
соседушки. Ну, доброго здоровьица!
Получив в спину порцию ответных пожеланий, я поднялся к себе,
слегка обескураженный.
Что за странный тип? Купил болезнь! Ерунда какая-то! Как можно купить
болезнь?! Причём потратить на каждую аж по пять тысяч! Да вообще,
как можно купить то, чего нельзя пощупать?! Нахрена ему болезни?!
Голова разрывалась от калейдоскопа вопросов один бестолковее другого.
Захотелось чаю.
На следующий день я решил наведаться к своему старому знакомому –
Рамизу Асадуллаевичу Голобородько. Он профессионально занимался
астрологией, гаданиями и прочей белибердой, и снимал офис в центре города.
Мы вместе учились в строительном техникуме, с той поры я
называл его: «Рэм», а он меня: «Лей». Всегда удивлялся, как можно
зарабатывать подобной дребеденью. Разгадка была на поверхности:
почти вся его клиентская масса состояла из мнительных жён бизнесменов,
внимающих его астрологическим прогнозам с раскрытым ртом и кошельком.
Все эти неразрешимые вопросы, мучавшие меня накануне, я рассчитывал
задать ему, он как-никак уже лет двадцать штудирует эзотерическую макулатуру.
И бесконечный конвейер страждущих посетителей – лишнее подтверждение его профессионализма.
Ночью спал плохо. Снился гаденький хлыщ, обманным путём норовивший
изъять из меня жизненно важные органы: гланды, аппендикс и мениск.
При этом он был по настроению то лысым, то с волосами.
Офис Рэма встретил свежей пылью и новой секретаршей в очень обтягивающем
фиолетовом платье и c роскошными волосами. Секретарш менял он
с маниакальной регулярностью. Я вынужденно подождал около десяти минут
на кожаном диванчике в приёмной, прежде чем из его кабинета выплыла
томная и опечаленная дама с явно ненатуральным вульгарным
огромным бюстом. За нею шествовал Рэм, как всегда подтянутый,
гладко выбритый и в дорогом тёмно-синем костюме.
-- Не забудьте, наш следующий сеанс в пятницу в 14.00. Принесите
фотографию котика, не волнуйтесь, снимем с него порчу. – Мужской баритон
звучал впечатляюще и чертовски располагал к доверию.
Проводив расфуфыренную даму, он позвал меня к себе и буркнул секретарше:
-- Если что, я на подзарядке…
-- Хорошо, Рамиз Асадуллаевич! – пролепетало благоухающее изысканными
духами юное создание.
Мы уселись в мягкие, глубокие кресла, и я поведал ему историю про покупку
болезней у старушек неким субъектом. Рэм не перебивал и слушал внимательно,
раз или два вставал и задумчиво прохаживался по кабинету,
поглаживая массивный подбородок. Однажды провёл ладонью по лбу,
очевидно массируя третий глаз.
-- Ну как? Что это, по-твоему? – спросил я в довершении своего
увлекательного, полного мистических тайн и загадок рассказа.
Рэм шумно вздохнул и закинул ногу на ногу, неожиданно сухо щёлкнув
коленным суставом.
-- Надо же, осечка, - брякнул он. И с уже непроницаемым лицом медленно
продолжил, будто смакуя каждое слово. – Болезнь – это тёмная энергия.
Она цепляется к органу и вносит разлад в его деятельность. Я считаю,
с бабулями поработал гипнотизёр. Не зря они описывают его по-разному,
видимо перед одной ему удалось предстать в желаемом облике, а другая
не поддалась. Но меня больше заботит иное: для чего он пытался
вытянуть энергию болезни из тел пенсионерок? Толку от неё никакого,
к тому же мне не верится в излечение подобным способом. Скорее всего,
под гипнозом он внушил им иллюзию исцеления. На такое мощное воздействие
способны лишь несколько местных специалистов-гипнологов. И то – один из них
при смерти, лечится от рака крови, подозреваю – безуспешно. Я попробую
ещё разузнать, а ты уточни, как соседки себя чувствуют сегодня,
и позвони мне.
На том и порешили. Из офиса я направился прямиком к бабе Маше.
Дверь открыла опечаленная старушка в очках. Я сразу всё понял.
-- Лёша! – запричитала она, – целитель оказался мошенником! Сегодня утром
встала со своей катарактой. Слепота вернулась!
Я обнял бабулю и попытался успокоить:
-- Ничего страшного, баб Маш, зато у тебя есть халявные пять тысяч.
Не очень обнадёживающе, но пенсионерка спохватилась и поддакнула
из моей подмышки. Затем выскользнула из цепких объятий и, внимательно
глядя на меня огромными глазами сквозь аквариумные стёкла очков, пожаловалась:
-- У Нины полиартрит появился.
Произнесла она с такой миной, словно полиартрит был молодым и пылким
ухажёром, пришедшим к Нине Аполлинариевне в отсутствие её разбитого
радикулитом мужа.
-- Да они и не уходили никуда, болезни ваши, - я решил поделиться
гипотезой Рэма, - вас загипнотизировали!
-- Да иди ты? Я же своими глазами отлично видеть стала вчера, как
в молодости, а сегодня… - и она погрустнела ещё больше, напоминая
скорбную сову в очках.
Вечером позвонил Рэму и сообщил, что его версия подтвердилась,
и соседские хвори действительно вернулись на место. По всей видимости,
он находился в каком-то увеселительном заведении: обилие женских
голосов и ненавязчивая музыка с успехом заглушали его речь. Однако
он постарался перекричать гвалт вакханалии:
-- Неподалёку от твоего дома находится же онкологический диспансер!
Помнишь, я тебе сказал, что только несколько человек обладают гипнозом
такой силы?
-- Ага, припоминаю.
-- Так вот, в этом диспансере проходит курс химиотерапии один спец.
Я уверен, это он запудрил мозг бабулям! Но с какой целью, пока не в курсе.
Возможно, твои соседки не единственные пострадавшие. Разнюхай там и
завтра в обед позвони. Меня уже зовут прочищать энергетические каналы.
До связи!
Мне было чрезвычайно интересно разбираться в этой истории, да к тому же
время позволяло – до вахты целая неделя. Для чего хмырю, лечащемуся
от рака ходить и покупать за настоящие деньги чью-то хворь?
Даже не покупать, а изображать покупку, болезнь-то никуда не девалась,
хотя пострадавшему казалось, что его болячка «выдулась в коробочку» и
передалась таинственному покупателю. Лысому! Точно лысому, он же
химиотерапию проходит! Нину Аполлинариевну не проведёшь, на неё чары
не действуют, однако в излечение поверила.
Я зацепил полное мусорное ведро и демонстративно прошёл с ним мимо жены,
бойко раскатывающей тесто по столу. Чувствуя себя этаким
агентом Малдером на боевом задании, я намеревался затесаться
в престарело-скамеечные разговоры в соседних дворах и несколько
прояснить ситуацию. На лестничной площадке попался Веня.
-- Слыхал, Лёша, сегодня Кузьминична из соседнего двора какому-то
полоумному свою подагру всучила за пять тысяч?
-- Ого! Он печатает их что ли?! Нашу пионерию-то он накружил,
хвори возвратились!
-- Чёрте что творится! Куда правительство смотрит! Хорошо хоть этот
мошенник деньги даёт за фикцию излечения, - возмутился сухощавый
Вениамин со стойким запахом перегара, плохо скрывая зависть.
Он сам бы не прочь разжиться за счёт одной из своих болячек,
коих у него целый букет.
-- И то верно…- покачав головой, я спустился во двор и сел на скамейку,
разглядывая деревца с трепещущей на ветру листвой.
Кто же он: преступник или благодетель, охотно раздающий пятитысячные
нуждающимся людям? А может он таким образом перед смертью грехи замаливает?
Тогда неплохо бы просто деньги раздавать, без эзотерического фарса
с покупкой недугов. К тому же, если верить Вениамину, это не единичный
случай и пострадали не только жители нашего дома. Я мысленно влез
в шкуру загадочного человека, дышащего на ладан; как он из последних сил,
кашляя и ежеминутно глотая пилюли, плетётся по дворам, выискивая
затуманенным взором болезных граждан, вручает им денежки, получает
«коробочку с недугом». На кой чёрт ему это надо? Никак я не мог
осмыслить подобную дурь. Не выдержав, стал названивать Рэму, но он
не брал трубку. Наверное, уже «шпилит» кого-то, пострел.
* * *
Ночью приснился мрачный сон про придурка, разбрасывающегося банкнотами,
при этом он, строя злобные гримасы, горланил что-то вроде:
«Я вылечу всех, если вы излечите меня!».
Утро выдалось дождливое, и я безмолвно завтракал гречневой кашей,
вслушиваясь в барабанящие по подоконнику дождевые капли.
Периодически сладострастно ковыряясь в ухе карандашом, жена писала
список продуктов, которые я обязан буду купить на базаре. Телефонный
звонок вывел меня из медитативно-созерцательного состояния. Это Рэм.
-- Здорова, ты чё там вчера, нормально всё? – с набитым ртом
ехидно спросил я.
-- Как обычно, Лей, всё нормуль. Я тебе сейчас кое-что скажу.
Меня ночью посетила одна идея относительно нашего «покупателя».
-- Ага, давай-ка, я весь внимание, - оживился я, превращаясь
в громадное ухо.
-- Меня осенило: он не покупает болезни! Он вообще ничего не покупает!
Это всё – для отвода старушечьих глаз. Стариками легче манипулировать.
И тёмная энергия ему не нужна. Ему нужна светлая энергия радости и
благоговения, которая выплёскивается только в тот момент, когда человек
становится свидетелем ЧУДА! В нашем случае – исцеления! И он впитывает
эту энергию, благотворную энергию, дающую ему надежду на своё
излечение от рака. Это он здорово придумал, скажу я тебе!
Однозначно он пойдёт на поправку!
Я, чуть не поперхнувшись гречкой, не успев до конца переварить
и усвоить услышанную информацию, поинтересовался:
-- А на кой ему сорить деньгами, он же в состоянии любому внушить что угодно?
Зачем ему ещё и раскошеливаться?
-- Видимо, он обладатель зубастой совести.