Захлестнет поезда византийская ночь,
зацветут на губах незажившие шрамы…
Остановка пустынна.
Дыхание – прочь…
И мигает на старом экранчике : «Мама».
Я дождусь зацветающих вереском снов
под сирены машин, забывая обиды,
и застынет в груди заржавевшая кровь:
это плата за злое умение:
видеть.
Прокурились насквозь, захрипев, небеса,
ожидание – вечно… Проклятые зимы!
Остывает какао.
И пахнет слеза
городским, обреченно – небрежным мотивом.