Полудрема - обед и бедро прилегает к тахте.
Голова тянет вниз, подвергая глаза слепоте.
Духота. А спасенье одно - только мокрая простынь.
Невозможность писать - заставляет опять вспоминать,
Измерять телесами большую как остров кровать,
И купаться в бессмысленной тьме нерешенных вопросов.
Что дано - то дано, тут не выбросить, не подарить.
Между ребрами туго проходит кровавая нить,
Пришивая к себе безвозвратно -картинки с натуры.
И сдирай хоть ножом, хоть холодным осколком стекла -
Будет жечь, кровоточить, и лампой гудеть у виска -
В зеркалах отразиться такая же жалкая шкура.
Нас закутал апрель в ожиданья и прочую грязь,
Чтобы высмеять ту одинокую, тонкую связь,
Что боимся признать дорогой и единственно нужной.
Чтобы мы подошли по приказу к обрыву скалы,
Чтобы сами себе приготовили чудо-котлы -
И шагнув превратились в болотную серую лужу.
И конечно никто не признается в цвете волос,
В цвете глаз, ибо нужен ли адрес для паводка слез?
Нашу радость опять обернут в упаковку для горя.
Поведут за собой - обещая ваниль в небесах...
Но одеут узду и пропашут родные места...
И внушат что свободен, здоров и всегда своеволен.
И никто не воскликнет, не спросит о цели пути
Оттого лишь что хочет живым к остановке придти
Принимая в себя, как лекарство - топор гильотины.
Выздоравливай, милый, тебе ли тягать кирпичи?
И зажми меж зубов здоровенный канат - не кричи.
Новый век про тебя не забудет - напишет картины.
Пусть пыхтит на конфорке моей - времянной кипяток.
Я готов вырывать на бумагу из сердца кусок.
За который не бросят ни денег, ни запаха рая.
Да! Найдется и здесь, та улыбка, что сядет в уста.
И молоденький ветер опуститься в клетку листа,
И заставит пойти за любовью - в далекие дали.